Лев Марсиканский, Петр Дьякон. Хроника Монтекассино. В 4 книгах

[Расскажу, однако, о том, как Бог, справедливый судья, наказал этого князя после смерти за уже названную чашу⁵⁶⁴. Так вот, как-то однажды Сергий⁵⁶⁵, магистр милитум, который стоял во главе города Неаполя, отправившись на охоту в самую святую субботу Пасхи, вместе со своими пажами вошёл в лес, чтобы поймать кабанов, и, раскинув сеть, они все разом разошлись по всему лесу вместе с собаками, чтобы загнать их; но, прежде чем кабан, убегая, запутался в сети, охотники настигли его, закололи и схватили. Однако, поскольку час был уже поздний, солнце клонилось к закату и непроглядный мрак уже почти что окутал землю, названный магистр милитум, чтобы не быть застигнутым ночной тьмой, отложив начатую охоту, вместе со всей челядью начал как можно скорее возвращаться домой, и только одному мальчику по имени Пифагор приказал, чтобы тот собрал сети и проворно следовал за ним. Итак, когда мальчик, который остался, собрав сети, последовал за своим господином по прямой тропе, к нему на пути внезапно присоединились два монаха, настоятельно предлагая вернуться. Когда он, объятый страхом, спрорил, что всё это значит, те сказали: «Не бойся, следуй только за нами». Итак, когда они вместе прошли немного по этому лесу, то пришли к одному весьма грязному и страшному на вид пруду, и те жалостливо показали ему там Пандульфа, князя Капуанского, о котором я упоминал выше и который незадолго до этого времени умер; он был закован в железные кандалы и погружён в грязь этого озера по самое горло. Между тем два чёрных, как смоль, духа, сделав из дикорастущего винограда верёвки, привязали его за горло и то погружали его в самую глубину пруда, то вновь вытаскивали наверх. Когда они неоднократно проделали это, названный мальчик Пифагор, хотя и дрожащим голосом, обратился к [Пандульфу] с просьбой объяснить, по какой причине он терпит подобное. А тот, плача и завывая, тут же дал такой ответ на вопрос мальчика, сказав: «Хотя, о мальчик, мне за мои неисчислимые преступления уготованы многие и бесчисленные кары, ту кару, которую ты видишь, я, однако, терплю не по какой иной причине, как из-за той золотой чаши, которую я, движимый святотатственной алчностью, увёз из монастыря блаженного Бенедикта, и, даже умирая, отказался ему возвратить⁵⁶⁶. Но я настойчиво прошу тебя и заклинаю именем Иисуса Христа, Господа спасителя всех людей, чьи заповеди я, несчастный, презрел, за что и погружён в эту пучину смерти, чтобы ты или сам отправился в Капую к моей жене, или послал гонца, и поведал ей о муках, которые я терплю, и убедил её вернуть чашу в монастырь святого Бенедикта». Но тот сказал ему: «Что проку, если я сообщу ей об этом? Ведь она не поверит в то, что я тебя видел и что ты терпишь подобное». А Пандульф отвечал ему: «Знаком ей с моей стороны будет то, что Пандульф, сын Гуалы, держит эту чашу в качестве залога, и я прошу тебя, не откладывая, поскорее сообщить ей, чтобы она, дав соли-ды, которые мы ему должны, получила её назад и без всякого промедления возвратила её в монастырь святого Бенедикта». С этими словами видение исчезло с его глаз. Мальчик же, как только вернулся домой, заболел и через несколько дней умер. Но то, что он видел и что ему было сказано, он открывал всем, кто к нему приходил. Даже сам Пандульф, который держал чашу у себя в качестве залога, уж не знаю по какой причине отправился в это время в Неаполь и, как рассказывал мне⁵⁶⁷, лично слышал всё это из уст Пифагора; через него же Пифагор и поведал жене [покойного Пандульфа] в Капуе обо всём, что видел по поводу её мужа и что тот ему поручил. Но та, заботясь более о себе, чем о муже, и не желая возвращать ценность, которую присвоил её муж, не удосужилась получить обратно эту чашу и вернуть её в монастырь. Мы потому позаботились вставить это в настоящее сочинение, чтобы всякий, кто это услышит, устрашился и удержал свои мысли и руки от разграбления этого монастыря, дабы не довелось ему раскаяться перед смертью, а после смерти не пришлось родителям и близким совершать то, что могло бы избавить его от мучений, и не вышло так, что он навлечёт на себя вечные муки за то, что, презрев страх Божий, не побоялся совершить при жизни, и, как пренебрёг добрыми и святыми делами заслужить прощение в этой жизни, так не заслужит его и в той.]**

В эти дни, а именно в 1031 году Господнем, блаженный Доминик, творец великих чудес и основатель многих монастырей, в возрасте уже почти восьмидесяти лет отошёл к Господу⁵⁶⁸ в Соре, городе Кампании, и был погребён в соседнем с Сорой монастыре, который ныне зовётся его именем⁵⁶⁹.⁵⁷⁰