Лев пробуждается

Уишарт отхлебнул из кубка синего стекла. Удивительно изящный жест для человека с колбасами вместо пальцев, отметил про себя Хэл. Уставившись на выпяченную губу Брюса, епископ вздохнул.

– Уоллес, – веско сказал он, – человек благородный, но вряд ли так, как ты рек. Сей человек тать, тут спору нет.

– И это новый избранник на трон Шотландии, так ли? – сардонически вопросил Брюс. – Это уж определенно решение жгучей проблемы: Брюс или Баллиол. Но, думается мне, ваш «свет державы» навряд ли примет его с распростертыми объятьями. Младший сын рода, едва возвысившегося до уровня? Мощи Христовы, да не пристало ли ему податься в фарисействующие священники, последнее прибежище бедных нобилей?

– Что ж, воистину, некоторые становятся епископами, – кротко ответствовал Уишарт, промокая губы салфеткой, хотя пятна спереди на его рубахе свидетельствовали о прежней неряшливости, и Брюсу хватило такта зардеться, пустившись в заверения, что о присутствующих речь не шла. Уишарт замахал рукой, чтобы он умолк.

– Уоллес не священник, – сообщил он. – Не дарован красными шпорами, да и не помазан, но отец его владеет клочком земли, а мать его Кроуферд, дщерь шерифа Эрского; сиречь он не парень с голой задницей. В придачу он добрый боец – более доброго мне видеть не доводилось. А в качестве решения жгучей проблемы – Брюс или Баллиол – это предпочтительнее убийственных козней на chasse[34], мой государь.

– Только-то и всего? – глухо бросил Брюс. – Вы ставите «доброго бойца» превыше притязаний Брюса?!

– Притязаниям Брюса ничто не угрожает, – внезапно непреререкаемо изрек Уишарт. – Уоллес – вовсе не кандидат на трон, да сверх того король у нас есть. Иоанн Баллиол – король, а Уоллес сражается во имя его.

– Баллиол отрекся! – взревел Брюс, и Киркпатрик положил ладонь ему на запястье. Граф сердито сбросил ее, но голос убавил до хриплого шепота, брызнувшего слюной Уишарту в лицо. – Он отрекся. Христе Боже и все Святые Его, Эдуард сорвал с него регалии, так что отныне и до поры, когда Пекло заледенеет, он – Тум Табард, Пустой Камзол. В Шотландии нет короля.

– Сего, – отвечал Уишарт, медленно отстраняя Брюса от своего лица, твердо глядя в вытаращенные глаза графа, – мы никогда не признаем. Вовеки. Королевство должно иметь короля, явного и несовместного с англичанами, и мы сражаемся во имя Баллиола. Одно лишь сие имя и Уоллес склоняют на нашу сторону воинов – покамест довольно, дабы покончить с шерифом Ланарка и сжечь его имение вместе с ним самим. А теперь восстание не только на севере и востоке, но и на юге.

– Глупо, – разглагольствовал Брюс, расхаживая и помавая руками. – Они тати, головорезы и мародеры, а не обученные воины; они не устоят на поле и уж наверняка не под предводительством подобных Уоллесу. Ваше отчаянное желание заполучить явного и безраздельного короля ослепляет вас.

Он подался вперед, и голос его стал вкрадчивым, угрожающим, а тени вытворяли с его глазами нечто такое, что пришлось Хэлу не по душе.

– Только нобили могут вести людей на сражение с Эдуардом, – провозгласил Брюс. – Не мелкота вроде Уоллеса. В конце концов, gentilhommes – ваш драгоценный «свет державы» – вот что избавляет вашу Церковь от вмешательства Эдуарда, к чему вы на самом деле и клоните. Отвечать только перед Папой, не так ли, епископ?

– Сэр Эндрю Мори – аристократ, – указал Уишарт, кроткий, как улыбка монахини, заставив Брюса прикусить язык.

«Ага, – подумал Хэл, – мысль о Мори отважному Брюсу не по нраву. Мори и Уоллес в роли Хранителей Государства куда как привлекательней для знати, чурающейся мысли об Уоллесе в одиночку».

Тогда Брюс окажется побоку: покамест он еще не сыграл никакой роли во всем этом, да и не сыграл бы, кабы не выдвинулся сам, цепляясь за семейство Смелого в качестве страховки своих намерений и ища одобрения других представителей голубой крови, занятых в затее Уишарта. Хэл, увлекаемый вослед за Древлим Храмовником, всю дорогу гадал, что подтолкнуло Брюса столь внезапно проникнуться мятежным пылом, а Сим заметил, что папаше Брюсу от того ни холодно ни жарко.

Сыну же Брюсу это почти ничего не дало. Смелый проявлял сдержанную вежливость, братья Стюарты и сэр Александр Линдси были в лучшем случае холодны, а уж сам Уоллес – дружелюбный и с виду добродушный великан – смерил графа Каррикского с головы до ног проницательным взглядом, вслух поинтересовавшись, с какой это радости «англичанин Брюс» надумал спрыгнуть с забора. Теперь же все они дулись за дверью, по-прежнему ломая головы над тем же вопросом.

И как раз его-то Уишарт теперь и задал.

– Коли ты столь противен сему предприятию и моему выбору полководца, – проворчал он, проливая вино себе на костяшки, – так почему же ты здесь, когда твой батюшка в Карлайле, несомненно, излагает Перси и Клиффорду свои объяснения касательно того, с какой стати его сын отправился к недругам Эдуардовым? Я-то полагал, мой государь, что ты бросишь все силы против Бьюкена и трупа, найденного в лесах.