Лев Святого Марка. Варфоломеевская ночь

– Невероятно! – воскликнула она. – Чтобы французский король запятнал себя клятвопреступлением, нарушил свои же собственные охранные грамоты и погубил своих гостей!.. Ты говоришь, что Франсуа был в Лувре с королем Наваррским и Конде и что гугенотов там также избили? Больше ты ничего не знаешь?

– Это только слухи, собранные Пьером в городе; за верность их я не ручаюсь. Во всяком случае, Франсуа был предупрежден и, слыша набат и тревогу в городе, мог принять меры к своему спасению.

Графиня гордо поднялась.

– Не допускаю, – сказала она, – чтобы мой сын, один из самых приближенных к королю Наваррскому, уронил честь своего имени заботой о собственном спасении, а не спасении короля.

Филипп хорошо сознавал правильность слов графини и был почти уверен в том, что Франсуа погиб.

– Какой несчастный день для Франции! – горестно воскликнула графиня после минутного молчания. – Адмирал, наш вождь, убит в постели, безоружный, больной! И как много погибло других лучших людей Франции! Ты говоришь, что по всей стране разосланы приказы избивать гугенотов!.. Но я забываю обязанности хозяйки дома. Милая Клара, мы обе с вами в трауре, вы – по вашему благородному отцу, я – по моему милому сыну, и обе мы оплакиваем нашу несчастную родину. Тем радушнее приветствую я вас в Лавале. Но вам предстоят в будущем светлые дни. Мой племянник – благородный человек, и с ним вы найдете новую родину вдали от нашей несчастной страны. Если Франсуа умер, Филипп будет моим сыном, и я с радостью приветствую в вас его жену. Теперь пойдемте. Филипп, позаботься о приготовлениях к отъезду в Ла-Рошель, прикажи звонить в набат, чтобы фермеры поспешили собраться сюда.

Через минуту раздались громкие звуки набата. Солдаты замка выбегали, вооружаясь на ходу, и восклицания ужаса и гнева раздались среди них, когда Филипп в коротких словах сообщил им о королевском приказе избивать гугенотов во всей Франции и об избиении их в Париже тотчас после свадьбы короля Наваррского. Затем он отдал приказ приготовиться на следующее утро к отъезду в Ла-Рошель и послал нескольких всадников предупредить соседних дворян-гугенотов.

Через некоторое время во двор стали сбегаться фермеры. Узнав о причине набата и о парижских убийствах, они не жалели о предстоящей потере большей части своего имущества, а горевали о гибели адмирала Колиньи и стольких отважных гугенотов. Одни плакали, другие в бессильном гневе сжимали оружие, третьи призывали гнев неба на короля, и все были убиты горем.

– Еще не все потеряно, друзья мои, – ободрял их Филипп, – Бог пошлет нам других вождей. Справедливый гнев ваш воодушевит всех, и у нас скоро будут новые армии. Конечно, первый удар католики направят на Ла-Рошель; там мы встретимся лицом к лицу с убийцами и докажем им, что гугеноты по-прежнему могут стоять за свои права. Но теперь мы уже не будем верить ложным клятвам и обещаниям и не позволим вторично обмануть себя.

На следующий день все жители замка и окрестные фермеры выступили в Ла-Рошель. На пути к огромному обозу примыкали крестьяне со своими семьями и имуществом, и на пятый день все прибыли к месту назначения. В Ла-Рошели уже знали о парижских событиях от беглецов, случайно бывших в ночь святого Варфоломея близ Парижа.

Графиня и Клара поместились в доме Бертрама, а Филипп нашел себе квартиру поблизости. Жители соперничали друг перед другом в радушном приеме беглецов. Клара заболела от всех испытанных потрясений, и дочь Бертрама ухаживала за ней. Через неделю она оправилась. Графиня приняла деятельное участие в защите города: заседала в городском совете, ходила на крепостные стены и ободряла рабочих, собирала пожертвования на защиту веры и первая подала в этом отношении пример, отдав на святое дело все, что выручила от продажи своих драгоценностей и продажи лошадей. Она отдалась этой деятельности с лихорадочной энергией, как бы стараясь найти в этом забвение. О Франсуа по-прежнему не было никаких вестей. Между прочим, в Ла-Рошели стало известно, что короля Наваррского и принца Конде принудили под угрозой смерти отказаться от протестантства, и графиня была уверена, что ее сын не захотел бы купить себе жизнь этой ценой.

Филипп любил Франсуа как родного брата и сильно томился неизвестностью о его судьбе. Уже на второй день по приезде в Ла-Рошель он позвал Пьера и сказал ему:

– Пьер, я хочу знать, что сталось с Франсуа.

– Я вижу это, сударь, – ответил тот. – Вот уже два дня, как вы почти ничего не едите и не спите, и я все время жду, что вы наконец скажете мне: «Пьер, поедем в Париж».

– Ты поедешь со мной?

– Об этом не может быть вопроса! – возмутился Пьер. – Само собой разумеется, что если вы поедете, поеду и я. Теперь это не особенно опасно. Да если бы и было опасно, так что ж из этого? Ведь мы уже не раз удачно изворачивались из беды. Если мы найдем господина Франсуа, то привезем его сюда. Молодой граф не похож на вас, сударь. Он храбрый и благородный рыцарь, но не умеет изворачиваться, как вы, в опасных случаях и сам никогда не выберется оттуда, если мы не выручим его.