Лев Святого Марка. Варфоломеевская ночь

Когда груда затопленных камней стала настолько высока, что матросы могли стоять на ней, они продолжали закладку камней и наконец скрепили эту каменную запруду железными цепями. Работа эта была очень тяжелая, тем более что холод стоял жестокий; люди плохо питались, и большинство из них было вовсе непривычно к таким тяжелым работам. К тому же приходилось работать все время под градом неприятельских стрел. После тяжкого напряжения сил в течение двух дней и двух ночей команда наконец так истомилась, что больше была не в силах работать. Пизани, работавший наравне с другими, находясь всегда в местах самой большой опасности, старался ободрять своих подчиненных, внушая им, какое великое значение их работа имеет для спасения отечества, и просил дожа поклясться перед ними, что тот не вернется в Венецию, прежде чем не будет отбита у врагов Чиоггия.

Старец дож произнес требуемую клятву, и благодаря этому на короткое время утих ропот недовольных.

В ночь на двадцать четвертое декабря вход в канал Чиоггия был совершенно запружен камнями. В тот же день Корбаро, командиру отряда галер у Брандоло, удалось затопить в этом канале два старых, негодных к плаванию корабля.

Дориа, до сих пор не придававший важного значения тому, что предпринимали венецианцы, только теперь сообразил, в чем состояли планы Пизани, и послал четырнадцать своих галер с целью истребить отряд Корбаро, состоявший всего из четырех галер, но благодаря спешившему к нему на помощь Пизани со своими десятью галерами Корбаро мог спокойно кончить дело блокирования канала Брандоло.

На следующий день такие же работы были окончены на Ломбардском канале, и, таким образом, Пизани удалось в четыре дня выполнить намеченный им план и совершенно отрезать от моря генуэзские галеры.

Грандиозный замысел этот не обошелся, конечно, без тяжких жертв. Солдатам выдавался только половинный паек, что при таком жестоком холоде было для них чувствительным лишением, так как им приходилось работать постоянно в воде, и притом ни днем, ни ночью не имея покоя от нападений неприятеля.

На южном берегу Брандоло были построены укрепления против монастыря, который Дориа обратил теперь в крепость.

Это новое укрепление было названо Лови и здесь установили самые тяжелые орудия из венецианского арсенала. Одно из них заряжалось камнями весом в полтораста фунтов. Но в те времена артиллерийское искусство было еще так мало развито, что требовалось около суток, чтобы зарядить эту пушку.

К 29 декабря венецианцы совсем выбились из сил; даже сам Пизани начал сомневаться в том, что задуманный им план осады неприятеля может быть доведен до благополучного конца, так как его войско, истощенное холодом, голодом и постоянным напряженным состоянием, в котором их держал неприятель, не в состоянии было дольше бороться с врагом, силы которого по численности значительно превосходили силы венецианцев. Однако Пизани всячески старался поднять упавший дух войска, и ему удалось повлиять на него своим личным примером; но солдаты требовали от него ручательства в том, что если к новому году не явится на помощь флот Зено, то осада будет прекращена. Пизани согласился дать это обещание, и борьба продолжалась.

День 30 декабря прошел так же, как и все предшествовавшие дни; были, правда, незначительные стычки между враждующими, но до настоящего сражения дело не доходило, так как генуэзцы от своих пленных узнали, что уже через несколько дней венецианцы будут вынуждены признать свое дело проигранным.

О помощи Зено перестали даже говорить. Уже несколько месяцев о нем в Венецию не доходило никаких известий; можно ли было предполагать, что он явится на выручку именно теперь, в этот последний час?

На рассвете 31 декабря матросы влезли на мачты и зорко осматривали море в надежде увидеть столь нетерпеливо ожидаемые ими суда Зено. Но нет: на море нигде ничего не было видно! Венецианцы имели жалкий вид; они были совершенно изнурены голодом, изнемогали от холода и других лишений. Самые мужественные из них и те начали впадать в уныние и отчаяние.

Завтра они должны уже были возвратиться домой. Если суждено им умереть, то лучше умереть в Венеции, рядом с близкими. И когда наступила ночь, они, голодные и озябшие, ложась спать, благодарили Бога, что это была последняя ночь их страданий.

Все, что бы ни случилось с ними, казалось, будет все-таки лучше того, что они теперь претерпевали.

Наступало утро 1 января, матросы опять уже были на мачтах, и вот с первым проблеском рассвета раздались от одной мачты к другой крики: «Паруса! Виднеются паруса!»

Крик этот был услышан на берегу, и Пизани с Фрэнсисом, вскочив в лодку, подъехали к адмиральской галере и быстро взобрались на мачту.

– Да, корабли! – сказал Пизани и через некоторое время прибавил: – Их всех пятнадцать. Что это за корабли? Дай только Господь, чтобы это был Зено!

Такой же вопрос задавал себе каждый и на кораблях, и на суше, так как всем было известно, что генуэзцы тоже ожидали подкреплений.