Лев Толстой

Иван Ильич принадлежит к типу добросовестного чиновника, лишенного религиозных убеждений, но унаследовавшего от своих предков определенные принципы, как то – не воровать, не брать взятки, не обманывать жену, живя при этом легко, честно и приятно. Его восхождение по служебной лестнице сопровождается медленным распадом семьи: безразличие устанавливается сначала между супругами, потом раздражение и скрытая злоба. «Оставались только те редкие периоды влюбленности, которые находили на супругов, но продолжались недолго (как тут не вспомнить о взаимоотношениях автора с Софьей Андреевной!). Это были островки, на которые они приставали на время, но потом опять пускались в море затаенной вражды, выражавшейся в отчуждении друг от друга». Неожиданное продвижение по службе способствует улучшению материального положения героя до такой степени, что они с супругой могут позволить себя нанять роскошную квартиру, соответствующую новому положению. Старинная мебель, бронза, тарелки на стенах – все это увлекает его (так же, как когда-то увлекало и самого Толстого, обустраивавшего свой новый дом). Когда нечего было больше устраивать, Иван Ильич немного заскучал. Однажды, решив объяснить обойщику, как он хочет драпировать гардины, герой падает с лестницы. Ушиб поболел и прошел, но что-то неладное стало происходить со здоровьем. Возникло «сознание тяжести постоянной в боку» и «дурное расположение духа». Он консультируется с докторами, которые обнадеживают его, жена и дочери отказываются принимать его болезнь всерьез, хотя сам понимает, что происходит что-то ужасное и в конце концов оказывается лицом к лицу со смертью. По мере того, как развивается болезнь, Иван Ильич чувствует себя все более одиноким, никем не понимаемым, менее любимым. Само его существование мешает теперь близким быть счастливыми, предаваться удовольствиям, заниматься делами. Как-то перед театром жена и дочь заходят навестить его – он ненавидит их за цветущий вид, чистоту, здоровье. Ненависть больной плоти к свежей, цветущей, хорошо пахнущей. Единственным его другом становится слуга Герасим, который ухаживает за ним – моет, обтирает, смягчая страдания. Иван Ильич пытается воскресить былую, как ему кажется, прекрасную жизнь, но оказывается, что все «золото» воспоминаний насквозь фальшиво. Былые радости кажутся ему теперь сомнительными и пустыми, приходит мысль о том, что, возможно, жил совсем не так, как должен был жить. Он пытается отогнать ее, но осознание собственной несостоятельности становится все более отчетливым. Теперь больной понимает, что в погоне за карьерой загубил жизнь, все в которой – служба, размеренное существование, семья, светские интересы – оказалось ложью. Так зачем же приходит человек на землю? Зачем живет? Зачем умирает? Когда жена умоляет его собороваться, соглашается. Потом его охватывает страх, он кричит, успокаивается, принимается размышлять. «А смерть? Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было. Вместо смерти был свет».

Эта двойная история разлагающегося тела и возрождающейся души, без сомнения, одна из самых проникновенных в мировой литературе. Автор по-медицински точно описывает течение болезни и процесс рождения души умирающего. Иван Ильич ничем не выдающаяся личность, он даже не вызывает особой симпатии, и тем не менее читатель вдруг обнаруживает, что сопереживает ему, проецируя происходящее на то, что ожидает и его тоже. Каждый начинает думать не об Иване Ильиче, а о себе самом, пересматривать собственную жизнь, подводить ее итог. В этих размышлениях главенствуют две темы: ужас перед тем, что должно произойти, и тщета того, что было. И никакая философская диссертация не в силах стать в один ряд с этим простым «репортажем» из комнаты больного – холодным, четким, жестоким, лишенным художественных эффектов. Самым строгим обличителем нравов современного общества, мира чиновников, буржуазного брака оказался не автор статьи «Так что же нам делать?», а автор рассказа «Смерть Ивана Ильича».

Стасов писал Толстому, что ни у какого другого народа, ни в какой другой стороне света нет такого гениального произведения, что все кажется мелким и ничтожным в сравнении с этими шестьюдесятью двумя страницами. Чайковский по прочтении «Смерти Ивана Ильича» записал в дневнике, что как никогда уверен теперь: величайший писатель-художник из когда-либо живших и живущих теперь – Толстой. Что его одного достаточно, чтобы русские не склоняли стыдливо голову, когда им говорят о том великом, что дала миру Европа. И патриотизм тут совершенно ни при чем.

Насколько Лев Николаевич строг в этом рассказе, предназначенном образованному классу, настолько он мягок, сочиняя сказки для народа, которые служат иллюстрацией проповедуемых им догматов: любви к Богу, ближнему, милосердию, бедности…. Они написаны простым языком, понятным даже ребенку, и полны ощущения свежести и новизны.