Лев Толстой

Правительственные и церковные круги продолжали тем временем атаковать писателя, за каждым его шагом следили специальные агенты. Один из них сообщал, что прибыл граф с секретарем и доверенным лицом, мяса не едят, садясь за стол, молитву не произносят; от этого крестьяне думают, что действует он по воле не Бога, но Антихриста. Священники в некоторых голодающих уездах, выполняя распоряжения лиц, над ними стоящих, проповедовали то же и призывали мужиков отказываться от помощи под угрозой быть проклятыми. Однажды в ноги Льву Николаевичу бросилась крестьянка, умоляя вернуть ребенка, приписанного к столовой. Она, рыдая, говорила, что дома нечего есть, но она не может отправлять дитя на погибель.

По Москве и Петербургу ходили слухи, что графа отправят в ссылку в его имение, вышлют за границу, заточат в Суздальский монастырь. Перед лицом грозящей опасности графиня Александра Толстая, забыв о своих претензиях к племяннику-ренегату, решается, тоже не предупредив его, рассказать обо всем царю. Получив аудиенцию, она сказала Александру III:

«– На днях вам будет сделан доклад о заточении в монастырь самого гениального человека в России.

Лицо государя мгновенно изменилось: оно стало строгим и глубоко опечаленным.

– Толстого? – коротко спросил он.

– Вы угадали, государь, – ответила я.

– Значит, он злоумышляет на мою жизнь? – спросил государь.

Я изумилась, но внутренне была обрадована: я подумала, что только одно это (преступление) могло бы склонить государя к утверждению доклада…

И действительно, как оказалось, прослушав доклад… о случившемся и о сильном будто бы возбуждении публики, государь, отклоняя от себя доклад, ответил буквально следующее:

– Прошу вас Толстого не трогать. Я нисколько не намерен сделать из него мученика и обратить на себя всеобщее негодование. Если он виноват, тем хуже для него».

Гроза миновала, чем сам Толстой был несколько разочарован – вечно эта удобная безнаказанность, все удары достаются другим. Для некоторых нет худшего наказания, чем его отсутствие.

Еще один засушливый год заставил его продолжить свою деятельность. В ней он находил отдохновение души, как когда-то в Севастополе, где близость смерти мешала ему думать о себе. С другой стороны, был счастлив тем, что Софья Андреевна поддержала его «крестовый поход», стала почти единоверцем. Перечитав ее письма, отвечал, что от всего сердца хочет только одного – быть с ней. Лев Николаевич продолжал трудиться над рукописью «Царства Божия внутри нас». Еще ни одно произведение, по его признанию, высказанному Черткову, не причинило ему столько боли.

Над «Царством» Толстой работал почти три года и завершил в апреле 1893-го. Книга была тут же запрещена цензурой, но копии разошлись по России, появились переводы в Германии, Франции, Англии, Америке. В ней автор утверждал, что царство Божие достижимо человеком, надо только подавить свою животную природу: «И стоит только каждому начать делать то, что мы должны делать, и перестать делать то, чего мы не должны делать, стоит только каждому из нас жить всем тем светом, который есть в нас, для того, чтобы тотчас же наступило то обещанное Царство Божие, к которому влечет сердце каждого человека». Церковь, по мнению Толстого, предала простоту Нагорной проповеди и, соединившись с государством, стала главным препятствием к счастью людей на земле. Настоящий христианин должен отказаться ото всех церковных и светских законов, следуя лишь одному правилу: не делать ближнему того, что не хотел бы, чтобы сделали в отношении тебя. Вдохновленный книгой американца Адина Баллу «Христианское непротивление», Лев Николаевич заявляет здесь о своей теории непротивления злу.

Впрочем, отказываясь отвечать на зло насилием, признавал необходимость изобличать зло каждый раз, когда с ним сталкиваешься. За время борьбы с голодом Толстой почувствовал вкус к публичной деятельности. Считая, что ему открыта истина, высказывал свое мнение по поводу происходивших в обществе процессов, на которые, как ему казалось, правительство не отзывалось должным образом. В 1890 году выступил против преследования евреев, в 1893-м обратился с письмом к царю, протестуя против того, что один из его последователей, сосланный на Кавказ князь Хилков, был лишен родительских прав. На подходе были новые «дела», и он готов был сражаться, тем более что жена была на его стороне.