Скамейки на Тверском бульваре, напротив литературной «мекки» раннего советского периода — Дома Герцена, были предметом особенным. См., например, воспоминания поэта Николая Корнеевича Чуковского, который посвящает одной такой лавке большой эпизод: «Днем на бульварной скамейке я пообедал — сгущенным молоком с хлебом. (…) Я присел на скамейку на Тверском бульваре и провел на ней всю ночь. (…) Проснулся я, когда солнце плыло уже высоко над крышами, почувствовав, что кто-то пристально смотрит мне в лицо. Я открыл глаза. Надо мной стоял Осип Эмильевич Мандельштам, тревожно и внимательно разглядывая меня». (
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
Однажды Пушкин стрелялся с Гоголем. Пушкин говорит:
— Стреляй первый ты.
— Как ты? Нет, я!
— Ах, я? Нет, ты!
Так и не стали стреляться.
Дуэли Пушкин явно любил: всего пушкинисты насчитывают не менее 20 вызовов, состоялись четыре, включая трагическую последнюю — прочие кончились примирениями. В числе его реальных противников был Кюхельбекер (пистолеты оказались заряженными клюквой), в числе несостоявшихся — Модест Корф, Толстой-Американец, Владимир Соллогуб (См.
А вот Гоголь в дуэлях не участвовал. Впрочем, еще во время учебы в гимназии, когда его товарищ Константин Базили отказался участвовать в спектакле, Гоголь сделал вид, что вышел из себя и вызвал его на дуэль. И подал театральные пистолеты без курков. Все кончилось смехом и примирением. (
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
Лев Толстой очень любил детей, а взрослых терпеть не мог, особенно Герцена. Как увидит, так и бросается с костылем, и все в глаз норовит в глаз. А тот делает вид, что ничего не замечает. Говорит: “Oh, Толстой, oh!”
Герцен и Толстой были знакомы и состояли в переписке. Познакомились в Лондоне в 1860-х годах. Записаны воспоминания Толстого о знакомстве: «Сначала Л. Н. хотел просто посетить Герцена, как русский. Но его не приняли. Тогда он послал наверх свою карточку. Через некоторое время послышались быстрые шаги, и по лестнице, как мяч, слетел Герцен. (…) Он сейчас же, — это я хорошо помню, — повел меня почему-то не к себе, а в какой-то соседний ресторан сомнительного свойства. Помню, меня это даже несколько покоробило. (…) К нам тут же подошли польские деятели, с которыми Герцен возился тогда. Он познакомил меня с ними. Но потом, вероятно, сожалел, потому что сказал мне, когда мы остались вдвоем: “Сейчас видна русская бестактность: разве можно было так говорить при поляках?”» (
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
Пушкин сидит у себя и думает:
“Я гений — ладно. Гоголь тоже гений. Но ведь и Толстой гений, и Достоевский, царство ему небесное, гений! Когда же это кончится?”
Тут все и кончилось.
В 1835 году Гоголь писал о Пушкине: «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русской человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет. В нем русская природа, русская душа, русской язык, русской характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла» («Несколько слов о Пушкине»).
Также см.:
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
Однажды Гоголь переоделся Пушкиным и пришел в гости к Майкову. Майков усадил его в кресло и угощает пустым чаем. “Поверите ли, — говорит, — Александр Сергеевич, куска сахару в доме нет. Давеча Гоголь приходил и весь сахар съел”.
Гоголь ничего ему не сказал.