Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

Однако, еще раз подчеркну, этот факт вовсе не свидетельствует об идеологической близости В. Г. Черткова к большевикам. Идеологически В. Г. Чертков с ними принципиально расходился и их методы, построенные на насилии, никогда не принимал. Они, в свою очередь, поддерживая Черткова до революции в его сектантской деятельности, косвенно, но очень успешно способствовавшей разрушению государственного аппарата, после большевистского переворота этому сочувствовать уже никак не могли. В известному нам письме к В. Д. Бонч-Бруевичу В. Г. Чертков прямо указывает своему бывшему сотруднику по делу переселения духоборов, что они «стоят на совершенно противоположных полюсах» и поясняет, в чем главная причина их расхождения: материализм и насилие, следствием которого являются зло и несправедливость, заставляющие страдать миллионы людей[312]. В свою очередь, уже в 1950-е гг. В. Д. Бонч-Бруевич, не отрицая факта сотрудничества в эмиграции с единомышленниками Черткова, утверждал, что оно с его стороны носило характер сознательной парализации влияния толстовства на сектантские массы. Более того, и в личных отношениях с будущим управляющим делами Совета Народных Комиссаров и личным секретарем В. И. Ленина у Черткова были тяжелые периоды. В июне 1902 г. В. Д. Бонч-Бруевич вынужден был оставить свою работу у Черткова по причине конфликта, смысл коего пока непонятен. Тем не менее уже после революции 1917 г. Бонч-Бруевич помог В. Г. Черткову получить очень крупную сумму, которая скопилась уже давно и была связана с продажей толстовской литературы[313].

Владимир Григорьевич Чертков, уже тяжело больной, скончался в Москве в 1936 году, успев подготовить к изданию 72 из 90 томов полного собрания сочинений Л. Н. Толстого (так называемого «юбилейного»). Этим своим делом, которое он считал главным в жизни, Чертков и известен большинству почитателей Л. Толстого.

Интересно, что поддержка Бонч-Бруевича близких Черткова продолжалась и после его смерти. 14 мая 1937 г. В. Д. Бонч-Бруевич обратился с письмом к народному комиссару внутренних дел и генеральному комиссару государственной безопасности Н. И. Ежову с ходатайством о сыне Черткова, Владимире Владимировиче, которому в этот момент был уже сорок пятый год. Речь шла о возможности выезда В. В. Черткова с супругой в Европу на четыре месяца для систематизации и перевозки в Москву частей архива отца, находящихся в Англии и Франции, где под Парижем к этому моменту еще проживали две двоюродные сестры Черткова, высланные с их братом, сектантом Пашковым, еще Александром III. В письме Чертков-младший характеризуется как человек, первоначально воспитанный в толстовском духе, но за годы революции «и за время работы в наших советских учреждениях» сильно перестроившийся, в результате чего «из него выработался хороший, вполне сознательный советский служащий и советский гражданин». Этому письму придавалось такое большое значение, что резолюция Молотова («не возражаю») была поддержана Сталиным, Кагановичем и Ворошиловым, а голосовали по этому вопросу также Калинин и Микоян. Соответствующее решение Политбюро имело место 26 мая 1937 г.[314].

Я хотел бы подвести некоторый итог. Главный мой вывод, сделанный в 2009 г., остается неизменным: именно благодаря В. Г. Черткову проповедь Л. Толстого из важного идейного фактора русской жизни XIX века, из самого последовательного и законченного русского манифеста секулярной культуры превратилась в манифест воинствующего, а подчас и агрессивного секуляризма, то есть в фактор идеологический.

Конечно, я очень далек от того, в чем меня обвиняет В. Кошелев. Л. Толстой был совершенно самостоятельным и часто очень упрямым человеком, поэтому невозможно предполагать, что эта метаморфоза произошла только благодаря влиянию любимого ученика. Конечно, это не так, и выше, говоря о содержании учения Л. Толстого, я, как мне кажется, показал, что это учение сформировалось задолго до появления в октябре 1883 г. в Хамовниках молодого Черткова, да и влиять как-то на духовный мир Толстого он вряд ли был способен. Но без его активной организационной и издательской поддержки антигосударственные и антицерковные произведения Л. Толстого могла ожидать другая судьба.

Таким образом, для меня В. Г. Чертков остается не только редактором сочинений писателя, но, в определенном смысле, редактором его жизни, которую он сумел решительно направить в определенное русло, придав деятельности писателя совершенно новый, идеологический смысл. Я думаю, что технология этой работы еще долго будет находиться под спудом, пока исследователи не получат доступ к большей части архива Черткова. Но звание «соучастника» преступления он заслужил уже сейчас.