Документ начинается утверждением необходимости благовременно разрешить вопрос о возможности служения панихид по Л. Н. Толстому в случае его смерти вследствие болезни, а также содержит инструкцию епархиальным архиереям о возможности заупокойных поминовений. В письме говорится, что поскольку многие почитатели Толстого с его учением знакомы только по слухам, они могут просить священников совершить в случае смерти Толстого какие-либо церковные действия, а священники по неведению могут на это согласиться. Между тем Толстой ясно заявил себя врагом Церкви. Письмо заканчивается следующим выводом: «Таковых людей Православная Церковь торжественно, в присутствии верных своих чад, в Неделю Православия объявляет чуждыми церковного общения»[507]
, поэтому совершение заупокойных литургий, поминовений, панихид в случае смерти Толстого без покаяния Св. Синод запрещает.Очень важно подчеркнуть, что во время обсуждения циркуляра в Св. Синоде его первенствующий член внес предложение издать не конфиденциальное, а официальное распоряжение по этому поводу, но эта идея была членами высшего церковного органа отвергнута[508]
.Конфиденциальное письмо митрополита Киевского Иоанникия (Руднева) очень скоро стало достоянием гласности. Оно было передано в епархиальные консистории и далее настоятелям приходских храмов. Копии этого письма из некоторых епархий попали в редакции петербургских газет и могли стать известны более-менее широкому кругу лиц. Хотя сами газеты не могли текст письма напечатать, они, возможно, передали его В. Черткову в Лондон. Реакция в Европе последовала по следующей цепочке: сначала документ был напечатан в Лозанне, а потом (в сентябре 1900 г.) в Англии и Франции[509]
.Таким образом, хотя письмо митрополита Иоанникия носило секретный характер и адресовалось исключительно епископам, по своей форме и содержанию оно скорее было похоже на официальное послание и в этом отношении напоминает и проект архиепископа Амвросия, и последующие документы. Заметим еще раз, что и в этом документе фигурирует в качестве ключевой даты Неделя Православия. Кроме того, никаких упоминаний об отлучении и анафеме документ не содержит.
Характерно, что это распоряжение церковной власти вызвало явное неудовольствие власти светской. В своей записке директор Департамента полиции С. Зволянский подчеркивает, что никаких предварительных сношений с МВД по данному вопросу духовным ведомством сделано не было «и что по мнению Департамента Полиции, настоящее распоряжение, может быть согласное с церковными правилами, но едва ли уместно и своевременно с общей точки зрения, вызывая к себе лишь ироническое отношение в большинстве интеллигентных кругов. Последователи же Гр<афа> Толстого видят в этом лишь бесцельную попытку духовного ведомства ослабить учение Толстого за невозможностью борьбы с ним на другой почве»[510]
.Это замечание весьма показательно и также является особенностью тех документов самого разного уровня, имеющих отношение к Л. Н. Толстому, которые создавались в различных правительственных учреждениях: как правило, их формулировки гораздо мягче, они явно носят компромиссный характер, в отличие от документов церковной власти. Тем не менее, как показывают материалы, опубликованные уже после революции, запрет священнослужителям совершать по писателю заупокойные службы рассматривался государственными чиновниками разных рангов вовсе не как внутрицерковное дело[511]
.3. Письмо митрополита Антония (Вадковского) К. П. Победоносцеву 11 февраля 1901 г.