Лев Толстой. Свободный Человек

Не самым красивым образом повела себя по отношению к старцу и дочь Толстого. Зная, что отец первым делом поехал в Оптину, Саша сделала всё для того, чтобы в Астапове он ничего не узнал о приезде священника. У нее была отговорка: врачи не советовали беспокоить больного. Но это зыбкое оправдание. В Крыму, когда Толстой тоже находился в предсмертном состоянии, Софья Андреевна сообщила ему о телеграмме Антония и ничего страшного не случилось. Зато мы точно знаем, что думал Толстой о Церкви в тот момент. Мы не знаем, что он думал о ней в Астапове.

Второй миф, связанный с телеграммами, якобы посланными Толстым из Астапова, — что единственным человеком, которого он вызвал к себе, был Чертков. Об этом сам Чертков написал в книге «Уход Толстого», вышедшей в 1922 году. Но никакой телеграммы Толстого с вызовом Черткова не было. Телеграмма была от Саши со слов Толстого, вроде бы пожелавшего видеть рядом с собой Черткова. Однако сам он продиктовал дочери телеграмму совсем другого содержания. Две телеграммы были посланы ею одновременно утром 1 ноября.

В это утро, пишет Маковицкий, Толстой почувствовал себя лучше. Температура упала до 36,2. «Л. Н. говорил, что ему лучше и что можно ехать дальше». Телеграмма Черткову, которую Толстой продиктовал Саше, была такая: «Вчера захворал. Пассажиры видели ослабевши шел с поезда. Нынче лучше. Едем дальше. Примите меры. Известите. Николаев».

О каких мерах шла речь? Без сомнения, они касались Софьи Андреевны. Об этих мерах Толстой написал Черткову еще из Шамордина, попросив друга не приезжать к нему, а оставаться на месте, следить за состоянием Софьи Андреевны и сообщать об этом ему по пути следования. Но вместе с телеграммой, продиктованной отцом, Саша отправила свою:

«Вчера слезли Астапово. Сильный жар, забытье. Утром температура нормальная, теперь снова озноб. Ехать немыслимо. Выражал желание видеться с вами. Фролова (секретная подпись. — П. Б.)».

Конечно, то состояние, в котором находился Толстой и во время ухода из Ясной Поляны, и в Астапове, не позволяет делать какие-то уверенные выводы. Кроме одного: Толстой явно хотел видеть Черткова.

В письме старшим детям из Астапова он писал:

«Милые мои дети, Сережа и Таня, надеюсь и уверен, что вы не попрекнете меня за то, что я не призвал вас. Призвание вас одних без мамá было бы великим огорчением для нее, а также и для других братьев. Вы оба поймете, что Чертков, которого я призвал, находится в исключительном по отношению ко мне положении. Он посвятил свою жизнь на служение тому делу, которому и я служил в последние 40 лет моей жизни».

После бегства мужа из дома Софья Андреевна попыталась помириться с Чертковым. Через секретаря Валентина Булгакова она пригласила его приехать в Ясную Поляну. И получила отказ.

«В Ясной Поляне, — пишет Булгаков, — все были удивлены, что я вернулся один. Никто не допускал и мысли, что Чертков мог отказать Софье Андреевне в исполнении ее желания увидеться и примириться с ним… Когда Владимир Григорьевич выслушал просьбу Софьи Андреевны, он было в первый момент согласился поехать в Ясную Поляну, но потом раздумал.

— Зачем же я поеду? — сказал он. — Чтобы она унижалась передо мной, просила у меня прощения? Это ее уловка, чтобы просить меня послать ее телеграмму Льву Николаевичу».

Он всё правильно понял. Главной ее задачей было вернуть мужа во что бы то ни стало. Даже ценой временного примирения с человеком, которого она ненавидела. Но в данной ситуации Чертков поступил неблагородно. Он холодно отказался вступить с соперницей в переговоры. Он послал жене Толстого вежливое письмо, прочитав которое она презрительно сказала: «Сухая мораль!»