Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923

Наконец, в докладе вскрывалась опасность бюрократического перерождения не только экономики, но и всего государственного аппарата. При этом Троцкий под государственным аппаратом имел в виду и аппарат партийный, ибо на протяжении всего доклада он говорил не о «диктатуре пролетариата», а о «диктатуре партии». Этого положения не было и не могло быть в утвержденных Политбюро и пленумами ЦК тезисах доклада. Иначе их не пропустили бы на заседаниях Политбюро и ЦК. Троцкий фактически самовольно, нарушая партийную дисциплину, вторгался в святая святых основ большевистской власти, используя для этого тему накладных расходов, которые несет промышленность ради содержания «вавилонской башни бюрократического государственного аппарата». «Более правильная, более научная организация труда на фабрике и заводе; более правильное использование рабочей силы; упразднение всяких лишних пристроек и надстроек; беспощадное сокращение штатов; ликвидация лишних представительств, агентур, всяких вообще бездельников», опирающееся на «политическую власть партии, подкрепленную Красной армией», национализированные средства производства и монополию внешней торговли, – резюмировал Троцкий свой доклад, длившийся три с лишним часа.

После недолгих прений, в которых встречались критические суждения, но которые были в целом благоприятны по отношению к докладчику [1323], Троцкий выступил с заключительным словом, которое по объему можно было бы считать еще одним докладом, хотя существенных новых мыслей в нем почти не было [1324]. Новое появление Троцкого на трибуне казалось еще одним триумфом. Он был встречен «громкими продолжительными аплодисментами». Суетились кинооператоры, запечатлевавшие его облик для истории. Первыми словами Льва Давидовича были: «Я не могу начать, пока не прекратятся эти бенгальские огни» — имея в виду сверкание прожекторов, освещавших его на трибуне для киносъемки.

Начало заключительного слова было использовано Троцким для косвенной полемики со Сталиным. Касаясь своего отказа стать заместителем председателя Совнаркома, Троцкий заявил, что съезд не является тем местом, где такие инциденты следует разбирать: «Если бы съезд потребовал, то я на вопрос съезда дал бы, разумеется, все необходимые разъяснения. И я не сомневаюсь в том, что съезд сделал бы тот вывод, что я действовал в интересах партии, как я их понимаю. Если бы съезд решил иначе, то я стал бы действовать так, как постановил бы съезд. Если же съезд не считает нужным вопрос развивать дальше, то я, со своей стороны, никакой инициативы не беру и считаю, что он в данной стадии для съезда исчерпан».

Слова эти были встречены аплодисментами. Несколько раз повторявшиеся им заявления о том, что «партия всегда права», не были, может быть, искренними. Но оказались весьма опасны, так как позже с успехом использовались сталинским аппаратом против самого Троцкого и его сторонников. Не критикуя в заключительном слове НЭП, Троцкий говорил об опасности «почвенного капитализма», то есть развития капитализма снизу. Он подчеркивал, что до победы международной революции, которая пока еще воспринималась как отдаленное будущее, необходимо всячески сохранять и развивать смешанную экономику.

Члены сталинской «тройки» вынуждены были примириться с внешним триумфом Троцкого на съезде. Даже Каменев в докладе о налоговой политике в деревне согласился, правда очень осторожно, с существованием «ножниц», о которых говорил Троцкий [1325]. В комиссию по подготовке окончательного текста тезисов (то есть резолюции по докладу) вошли как близкие Троцкому деятели (Смилга, Сокольников, Пятаков, Раковский), так и поддерживавшие Сталина Рыков, Ногин и Микоян [1326]. Успех Троцкого был тем более отчетливым, что после его разъяснений о сущности расхождений съезд по всем спорным вопросам поддержал докладчика [1327].

Может быть, именно поэтому вполне миролюбиво вел себя теперь и Сталин. «Да будет мне разрешено сказать несколько слов по этому надоевшему всем вопросу», – снисходительно начал он свой доклад по национальному вопросу. Сталин лишь один раз упомянул имя Троцкого, причем в нейтральном контексте [1328]. Более того, его доклад был подчеркнуто выдержан в духе тех самых ленинских заметок по национальному вопросу, в которых содержалось по крайней мере формальное осуждение практики великодержавного шовинизма, хотя каждый раз, когда упоминался таковой, следовало неизменное предостережение и против местного национализма.