Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917

Разумеется, британские пограничники хорошо понимали, с кем они имеют дело. Проводы Троцкого в Нью-Йорке были достаточно шумными, и о «крайне революционных» взглядах пассажиров из группы Троцкого стало известно в Галифаксе еще до прибытия корабля. Еще 29 марта пограничные военно-морские службы в Галифаксе получили телеграмму из Лондона от своего начальства из адмиралтейства с указанием «сгрузить и задержать до предстоящих указаний» шесть пассажиров, включая Троцкого, причем в качестве основания для задержания указывалось, что «эти русские социалисты отправляются с целью организации революции против нынешнего русского правительства». Фамилии были перепутаны самым ужасным образом (например, Чудновский значился в телеграмме как Техеодновский), но идентифицировать их никакого труда не составляло, тем более что фамилия Троцкого была обозначена правильно [948] .

Чиновники Великобритании сочли членов группы опасными для британских интересов (и оказались абсолютно правы). Формальный повод для снятия с корабля Троцкий им предоставил сам: англичане, надменность которых была соизмерима с надменностью Троцкого, почувствовали себя оскорбленными наглым и самоуверенным поведением русских радикалов. Но если бы группа Троцкого вела себя интеллигентно и не вызывающе, ее все равно сняли бы с корабля, согласно приказу адмиралтейства.

Конечно, Троцкий о приказе ничего не знал и позже обязан был признать свое поведение иррациональным, ошибочным и неадекватным с точки зрения политической целесообразности. Ведь главным для него и его товарищей было как можно скорее добраться до России. Но бедой Льва Давидовича, причем напоминавшей о себе вновь и вновь на различных отрезках его жизненного и политического пути, были внутренние столкновения между собственными убеждениями и манерой поведения, с одной стороны, и тем, как следовало бы себя вести для достижения поставленной цели, – с другой. Троцкий был слишком бескомпромиссен, слишком принципиален. Вежливость и необходимость уступить он путал с оппортунизмом, который он считал злейшим врагом рабочего движения в целом и, следовательно, личным своим врагом в частности.

Явившийся на борт «Христианиафиорда» британский адмирал со свитой офицеров в сопровождении целой команды матросов потребовал, чтобы Троцкий с семьей и еще пять «русских» покинули борт для установления личностей и намерений. Учитывая военное положение, саму войну и связанные с этим меры безопасности, решение британских властей не было столь уж неожиданным и неестественным. Троцкий и тут помог англичанам: не желая признать свою ошибку и тем более извиняться, он отказался выполнять распоряжение, в результате чего театрально и торжественно на руках был вынесен матросами с палубы и перемещен на причаливший катер. 11-летний Лева – старший сын Троцкого – в это время подбежал к одному из офицеров и ударил его своим маленьким кулачком, а затем, с пониманием дела, обратился к отцу: «Ударить его еще, папа?» [949]

Седова с детьми была оставлена в Галифаксе в квартире полицейского инспектора русского происхождения. «Будучи неплохим человеком, был он глуп до комичности, – вспоминала Седова. – Получив приказ скрытно за мной наблюдать, он хвастал передо мной, как ловко он это делает» [950] . Троцкий был всем этим недоволен и считал, что квартира принадлежит «англо-русскому полицейскому агенту» [951] . Через несколько дней власти смягчились и все три члена семьи были переведены в дешевый отель, правда с обязательством ежедневной регистрации в полиции.

Троцкого и остальных революционеров отвезли в лагерь для военнопленных, размещавшийся в близлежащем городке Амхерст. Из лагеря Троцкий обратился с протестом к королевскому правительству Великобритании, на который ответа не получил. Что же касается коменданта лагеря полковника Морриса, то тот в ответ на непрерывные протесты и жалобы отвечал: «Вы опасны для нынешнего русского правительства» и «опасны для союзников вообще». Моррису нельзя было отказать в проницательности.