Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917

«Восточное обозрение» имело очень небольшой штат постоянных сотрудников, но это были люди, чьи статьи удовлетворяли высоким требованиям газеты. Издателем газеты с 1894 г. был либерал Иван Иванович Попов, бывший революционный народник и даже член ЦК партии «Народная воля», позже примкнувший к кадетам. Основную практическую работу по выпуску газеты проводил секретарь редакции B.C. Ефремов, также бывший революционный народник, терпимо относившийся к марксистам. Хотя ссыльным было категорически запрещено публиковаться в прессе, Ефремов шел на риск, требуя лишь, чтобы они печатались под псевдонимами [166] . Власти нередко делали «предупреждения» газете и даже закрывали ее на определенный срок, после чего газета открывалась снова. Она выходила до 1906 г., когда в конце концов издание было запрещено правительством [167] .

Троцкий вспоминал, что он был «поддержан редакцией». Действительно, в «Восточном обозрении» одна за другой стали появляться его корреспонденции, а затем и более солидные статьи. Бронштейн начал с материалов деревенской тематики. Подписывать их своим настоящим именем было явно нецелесообразно и по соображениям собственной безопасности перед местными полицейскими властями, и с точки зрения интересов газеты, а возможно, еще потому, что в Восточной Сибири нежелательно было подписывать статьи еврейской фамилией. Наудачу раскрыв итальянский словарь, Лев обнаружил там вполне подходящий, с его точки зрения, термин – antidoto (противоядие) и, слегка переиначив его, превратился в Антида Ото. Псевдоним Антид Ото станет одним из основных в его публицистической практике на протяжении многих лет.

Первая корреспонденция в «Восточном обозрении» появилась в октябре 1900 г. Называлась она длинно: «Малозаметный, но весьма важный винтик в государственной машине» [168] . Речь здесь шла об элементарной «социальной клеточке» российского государственного строя – сельском обществе, или сельской общине. Используя, в частности, произведения своего любимого писателя Глеба Ивановича Успенского, автор показывал дифференциацию, усложнение функций и внутренних взаимоотношений в этой «клетке» и усиление ее взаимодействия со всем общественным организмом.

Но это были общие рассуждения, навеянные тем, что Антид Ото прочитал о деревне Европейской России. В Сибири же земских учреждений не было вообще, а все дела вершились волостными писарями. В корреспонденции приводилась опись «книг» и «дел» этого низового чиновника, показывавшая, что подобные лица не только «заведовали» всеми делами, вплоть до мелочей быта, но были всевластными господами в сибирской деревне, а представляемые деревенским писарем «наполовину фиктивные цифры идут по начальству, подвергаются обработке, ложатся в основу многих официальных и земских статистических обозрений и исследований, которые составляют в свою очередь предмет ожесточенной полемики отечественных публицистов» [169] .

Бронштейн продолжал ту же тему земства и в следующей корреспонденции [170] . Теперь он высказывал вполне определенное мнение, что введение в Сибири земских учреждений есть лишь вопрос времени, что земское самоуправление является не измышлением «публицистов непохвального образа мыслей», а категорическим и естественным требованием жизни, что земство является органом необходимым и «займет подобающее ему место в обороте всероссийской жизни». Автор отмечал, что «бессословность» уже существующих земств является весьма относительной, ибо крестьянское и вообще недворянское представительство в них совершенно незначительно. Высказывалось требование, чтобы двери земских собраний были широко открыты представителям народных масс. «Только в таком случае земское обложение станет самообложением, после чего упреки по адресу земства в мотовстве и расточительности будут равносильны упрекам в самообирании…»

Цикл из четырех статей под общим названием «Обыкновенное деревенское» [171] был посвящен разнообразным больным вопросам сельского быта, непосредственным свидетелем которого являлся автор. Фактически это были корреспонденции с места действия. Здесь рассматривались и «медицинская беспомощность» сибирской деревни, и сельская «тюремка», в которую запирали буянов, психических больных и бесприютных инвалидов. Шла речь об издевательствах безграмотных, озлобленных, пьяных крестьян над своими беспомощными женами, которые подвергались свирепым избиениям, о примитивизме церковно-приходской школы, а также, вновь и вновь, о проблемах всесословной волости.