Сама работа Шеридан была своего рода любовной утехой. Обещанные пятиминутные перерывы для позирования растягивались во много раз, и только телефон, после многократных звонков, заставлял Льва оторваться от возлюбленной. Впрочем, вспоминая об этом, Клер тут же переводила изложение в более безопасное русло: «Его манеры были очаровательны. У него была легкость человека, рожденного для высоких постов». Влюбленная англичанка наделяла партнера самыми возвышенными качествами, которые могла изобрести. Ее не волновало то, что Троцкий был одним из тех виднейших революционных деятелей, если не самым первым среди них, кто намеревался «разрушить до основанья» мир, являвшийся естественной средой ее обитания. Из случайного замечания Клер о том, что Троцкий отлично говорил по-французски, можно заключить, что именно на этом языке они разговаривали. Ее мемуары, написанные на английском, не дают возможности определить, как обращались Лев и Клер друг к другу: на «ты» или на «вы» (оба местоимения в английском обозначаются одним и тем же словом). Но из характера реплик можно заключить, что официальное «вы» было скоро отброшено. Как-то Троцкий сказал ей: «Даже когда твои зубы стиснуты и ты сражаешься со своей работой, ты остаешься настоящей женщиной».[710]
Клер проводила в кабинете Троцкого все вечера и часто часть ночи. Очень скоро встречи стали необходимы обоим. Интимная близость перерастала в настоящее любовное увлечение. Во время одной из встреч Лев сказал: «Ты должна сделать это [место] своей постоянной студией. Мне нравится чувствовать, что ты работаешь здесь. Как только ты закончишь бюст, мы поломаем его и начнем сначала!» Клер ответила: «Я ожидала, что ты окажешься менее приветливым, и очень удивилась, увидев противоположное. Интересно, как я опишу тебя людям в Англии, которые думают, что ты монстр!» Тут же Лев якобы парировал, что, несмотря на то что он очарован ею как женщиной, он не поколебался бы застрелить ее, если бы увидел в ней опасность своему революционному делу. С чувством женской непосредственности и кокетства и в то же время с оттенком мазохизма Шеридан позже комментировала: «Я нашла эту хвастливую безжалостность особенно привлекательной!»
Но обычно разговоры велись не о революции и «красном терроре». Троцкий, как умел это еще с юношеских лет, демонстрировал возлюбленной эрудицию, которая, как мы знаем, была довольно поверхностной. Но все же он обсуждал с Клер стихи британского поэта конца XVIII — начала XIX века Перси Биши Шелли, цитировал писателя и социального реформатора XIX века Джона Рёскина, интересовался ее мнением о творчестве значительно более близкого к XX веку писателя Элджертона Суинберна.[711]
Когда работа над бюстом была почти завершена и возникла опасность расставания, Троцкий предложил Клер поехать вместе с ним «на фронт», куда собирался отправиться на днях. Не очень разбиравшаяся в событиях в России, англичанка предположила, что ей предстоит еще одна увлекательная авантюра, и с удовольствием согласилась.
Троцкий, однако, ввел ее в заблуждение, ибо фронта в конце 1920 года уже не было. Речь шла об инспекционной поездке, фактически почти безопасной теперь для поезда наркома. Вопрос о включении Клер Шеридан в команду легендарного «комиссариата на колесах» он согласовал с заместителем наркома иностранных дел М. М. Литвиновым. Но осуществить поездку Шеридан не решилась. Ее соотечественники в Москве пригрозили, что если она поедет с Троцким, то не будет допущена обратно в Великобританию, где оставались ее дети. Троцкий настаивал, но материнские чувства возобладали.
Последний вечер запечатлелся в памяти Клер особенно ярко своей интимностью и ощущением тоски. Лев сказал, что мечтал бы, чтобы она осталась в России, где ее ожидает большое будущее. Она ответила, что хотела бы этого, но не может оставить детей. Его реплика прозвучала неожиданно: «Если ты уедешь, vous nous calomniez,[712]
как остальные, я говорю тебе… я поеду за тобой в Англию и… я…» Лев не окончил. Клер ответила: «Я рада, что ты объяснил мне, как завлечь тебя в Англию!»[713]Вполне понятно, это были пустые разговоры, что осознавали оба. Ни о какой поездке в Англию не могло быть и речи, разве что Троцкий сбежал бы от своих собратьев по большевизму и оказался грандиозным невозвращенцем… Но настолько далеко его нежные чувства к Клер Шеридан не простирались. Троцкий был и оставался политиком, государственным руководителем и расставаться с властью не собирался.