События нарастали стремительно. 1 марта Троцкий телеграфировал благодушному Батису, что необходимо принять срочные предупредительные меры.[744]
Вслед за этим Троцкий направил командованию Петроградского военного округа предписание в связи «с происшествиями» в воинских частях каждые 12 часов направлять ему донесения.[745]Именно в эти дни — 28 февраля и 1 марта — восстание в Кронштадте стало фактом. На собрании представителей моряков и жителей крепости была принята резолюция с рядом требований. Из них весьма неопределенные лозунги «Советы без коммунистов», «Власть трудящимся, а не партиям» не были главными, но считались большевистским руководством особенно опасными, хотя лидеры выступления (наиболее известным среди них был писарь линкора «Петропавловск» С. М. Петриченко) заверяли, что выступают только за соблюдение свобод, провозглашенных в октябре 1917 года.[746]
Со 2 марта Троцкий получал регулярную информацию о развитии событий в Кронштадте, о выдвижении восставшими новых требований, присоединении к восстанию значительной части большевистской организации крепости и прочем, даже о том, что его самого в Кронштадте открыто называют «кровожадным тигром».[747]
Ленину, Троцкому и другим высшим руководителям было исключительно важно представить Кронштадтское восстание не как выражение народного недовольства, не как протест против всевластия партийных верхов и военного коммунизма, а как результат «заговора», организованного «белогвардейцами». На руку оказался тот факт, что к восстанию примкнул, хотя и не играл в нем руководящей роли, бывший генерал-майор А. Н. Козловский, занимавший ко времени восстания должность средней руки — он был начальником артиллерии крепости. Именно этот генерал был ложно обвинен в том, что возглавил выступление. 2 марта было оглашено правительственное сообщение за подписью Ленина и Троцкого о «волнениях» в Кронштадте, якобы организованных «бывшим генералом Козловским». Генерал объявлялся «вне закона». В Петрограде и губернии вводился режим осадного положения. Вся власть в Петроградском укрепленном районе передавалась Комитету обороны Петрограда.[748]Практически, однако, основные нити руководства подавлением восстания оказались в руках Троцкого. 5 марта он издал приказ о восстановлении ранее расформированной 7-й Армии, подчинив ее непосредственно главному командованию, с единственной задачей — немедленного подавления восстания. Командование было возложено на М. Н. Тухачевского.
Фактически же Троцкий взял на себя общее руководство подавлением восстания, выехав на своем поезде в направлении на Петроград, скорее всего, 5 марта.
Поезд наркома не въехал в Петроград, а остановился неподалеку, откуда Троцкий следил за развитием событий и давал указания. Если несколькими годами ранее Лев Давидович охотно общался с кронштадтцами, выступал подстрекателем их антиправительственных выступлений, а в 1919 году непосредственно руководил обороной Петрограда против Юденича, то теперь он не решался не только на посещение мятежной крепости, но даже на встречи с жителями Северной столицы, не без основания полагая, что ничего хорошего это лично ему не принесет. Можно также предположить, что пребывание Троцкого поблизости от города носило секретный характер по той причине, что он не желал открыто брать на себя «жандармские функции».
Троцкий настаивал на быстрейшем подавлении Кронштадтского восстания, поскольку оно могло стать факелом, от которого разгорелся бы антисоветский пожар на значительной территории страны, возродив гражданскую войну. Нарком понимал, что восстание началось в неудачный для кроштадтцев момент — через несколько недель, когда вскрылся бы Финский залив, большевикам гораздо труднее было бы овладеть крепостью. Пока же льдами были скованы и в значительной степени лишены боеспособности находившиеся в гавани крепости линкоры «Петропавловск» и «Севастополь», являвшиеся основной ударной силой повстанцев. 10 марта Троцкий передал по прямому проводу записку в Политбюро, настоятельно предупреждая, что после ожидаемой вскоре оттепели остров «станет недоступным для нас». «Нужны экстренные меры. Опасаюсь, что ни партия, ни члены ЦК не отдают себе достаточного отчета в чрезвычайной остроте кронштадтского вопроса».[749]
Не дождавшись захвата крепости, Троцкий отправился в Москву, на Десятый партсъезд, дав в поезде лживое интервью корреспондентам английских и американских газет, где утверждал, что заговор был организован за границей, а организаторами «бунта» являлись эсеры и контрреволюционные генералы. Положение в районе Петрограда продолжало его беспокоить.