Лев Троцкий

На основании рекомендаций экспертов, в качестве каковых Троцкий, следуя опыту Гражданской войны, все активнее привлекал старых специалистов, теперь в основном экономистов, включая бывших меньшевиков, в докладе содержались рекомендации по сближению цен, устранению «ножниц», то есть преодолению хозяйственного кризиса, который все более обострялся.

В докладе вскрывалась опасность бюрократического перерождения не только экономики, но и всего государственного аппарата. При этом Троцкий под государственным аппаратом имел в виду и аппарат партийный, ибо на протяжении всего доклада говорил не о «диктатуре пролетариата», а о «диктатуре партии».

Этого положения не было в утвержденных Политбюро и Пленумом ЦК тезисах. Иначе их никак бы не пропустили и Троцкий был бы скован по рукам и ногам. Теперь он самовольно вторгался в «святая святых» большевистской демагогии, используя для этого вопрос о накладных расходах, которые несет промышленность в результате содержания «вавилонской башни бюрократического государственного аппарата».

Доклад, продолжавшийся три с лишним часа, можно безоговорочно определить как лебединую песнь Л. Д. Троцкого в качестве одного из высших представителей коммунистической властной элиты. Делегаты съезда воспринимали высказывавшиеся в нем с яркостью и хлесткостью идеи как коллективное мнение всего руководства.

Правда, слухи о разногласиях, об особой позиции Троцкого по ряду вопросов распространялись в кулуарах съезда довольно широко. В выступлении Сталина содержались намеки на негативное отношение остальных членов группового руководства к Троцкому. Но все же это были не более чем слухи, тогда как тезисы Троцкого, а значит, в представлении рядовых делегатов и его доклад, были одобрены Пленумом ЦК и воспринимались как выражение воли правившей верхушки.

После недолгих прений, в которых встречались критические суждения, но вполне благоприятные по отношению к докладчику,[807] Троцкий выступил с заключительным словом, по объему сопоставимым с еще одним докладом, хотя существенно новых мыслей в нем почти не было.[808] Появление Троцкого на трибуне казалось еще одним триумфом. Он был встречен «громкими продолжительными аплодисментами». Суетились кинооператоры, запечатлевавшие его облик для истории. «Я не могу начать, пока не прекратятся эти бенгальские огни», — первое, что сказал он, имея в виду сверкание прожекторов, освещавших его на трибуне для киносъемки. В заключительном слове речь шла в основном о том, что нэп позволил хозяйственному организму страны «отогреться».

Члены «тройки» вынуждены были примириться с триумфом Троцкого, хотя он только подливал масло в огонь все более усиливавшейся ненависти к «уклонисту» от решений, которые намечались «тройкой», одобрялись «семеркой», а затем становились официальным курсом. Каменев в докладе о налоговой политике в деревне согласился с существованием «ножниц», о которых говорил Троцкий.[809] В комиссию по подготовке окончательного текста тезисов (резолюции по докладу) вошли как близкие Троцкому деятели (Смилга, Сокольников, Пятаков, Раковский), так и следовавшие за Сталиным Рыков, Ногин, Микоян и другие.[810] Тем более отчетливым был успех Троцкого, что после его разъяснений съезд по всем спорным вопросам поддержал докладчика.[811]

Троцкий был избран в ЦК,[812] а затем и в состав Политбюро. Казалось, разногласия и борьба за влияние и власть в результате съезда смягчились. Это, однако, было не так. Все более вызревала особая позиция Троцкого, который еще не переходил в открытую оппозицию, но пытался нанести по господствовавшей «тройке» болезненные удары.

Предстояла напряженная и острая внутрипартийная борьба, а следовательно, и борьба за власть, ставшая принципиально новым этапом политической деятельности Льва Давидовича Троцкого.

Часть третья ОБЪЕДИНЕННАЯ ОППОЗИЦИЯ, ССЫЛКА И ДЕПОРТАЦИЯ

Ему говорят, что закончен бой И пора вести учет несбывшимся снам…

Максим Леонидов

Глава 1 ОТХОД ОТ «ГЕНЕРАЛЬНОЙ ЛИНИИ»

Фиктивная оппозиция

Все столкновения между Троцким и все более сплачивавшейся вокруг Сталина группой старых лидеров (виднейшими среди них были Каменев и Зиновьев), а также молодой порослью догматиков и карьеристов (из кого наиболее известен был щеголявший своей образованностью Н. И. Бухарин) являлись пока только внутренними стычками, не выходившими за пределы узкого круга высшей элиты. Но слухи о них в результате пересказов, порой мало достоверных, распространялись из Кремля в московские круги, затем в губернские города и, наконец, в совершенно искаженном виде доходили до глухой деревни.