Лев Троцкий

Тем не менее 3 декабря 1928 года Троцкий телеграфировал председателю ОГПУ Менжинскому, в ЦК ВКП(б) (без указания адресата) и председателю ЦИК СССР Калинину: «Больше месяца абсолютная почтовая блокада. Перехватываются даже письма, телеграммы [о] здоровье дочери, необходимых средствах прочее Точка Сообщаю для устранения будущих ссылок на исполнителей».[1131]

В ответ на это, будто в издевку, Троцкому были переданы два политических письма, поступивших в Алма-Ату. Первое не было подписано, но, судя по содержанию, не являлось фальшивкой. В нем автор выражал сомнения в правильности выдвижения Троцким таких требований, как «честный созыв XVI съезда», публикация скрываемых работ Ленина и т. п. Второе письмо, написанное ссыльными Абутуровым и Боярчиковым, собиравшимися обратиться в ЦК с покаянным заявлением, содержало их оправдания перед бывшим кумиром и даже рекомендации пойти на примирение с партийной верхушкой.

На оба письма Троцкий дал подробные ответы, являвшиеся последними его обращениями, адресованными советским гражданам, которые были написаны внутри страны. В «циркулярном письме» под заголовком «Слишком примиренческая линия?»[1132] Троцкий соглашался с невыполнимостью даже минимальных лозунгов, «поскольку они зависят от доброй воли руководства». Требования эти, писал он, можно рассматривать только как средство мобилизации массы, с которой можно вести разговор на понятном ей языке. Троцкий выражал надежду, что «центризм» будет выделять из своей среды «правые» и «левые» элементы, таким образом произойдет дифференциация, бюрократы пойдут направо, рабочие — налево. «Чем принципиальнее, тверже, смелее будет наша позиция, тем быстрее и здоровее пойдет этот процесс дифференциации». Это были прекраснодушные фразы, никакого отношения к политическим реалиям не имевшие.

В то время, когда Троцкий оказался в почти полной изоляции, произошло событие, которое, как представлялось вначале, окончательно ставило крест на его карьере, но на поверку оказалось серьезнейшей ошибкой Сталина, давшей возможность его заклятому врагу не только возобновить активную деятельность, но восстановить свою всемирную известность и авторитет.

Поезд в Одессу. Пароход в Турцию

Можно полагать, что Сталин существенно переоценил степень влияния и авторитета Троцкого, сохранившиеся к началу 1929 года. Над «кремлевским горцем» витала тень всемогущего председателя Петроградского совета времени Октябрьского переворота и столь же могущественного наркомвоенмора периода Гражданской войны. Сталин явно недооценил степень влияния и власти, которыми сам теперь владел, не мог еще свыкнуться с тем, что превратился уже в единоличного диктатора. Свойственные ему осторожность и постепенность на этот раз его подвели. Собственно говоря, на какой-то момент он просто изменил этим принципам, за что был наказан и в то же время, как будет показано в четвертой части этой книги, в определенном смысле вознагражден, ибо получил козырь в виде, казалось бы, мощного «исчадия ада» за рубежом, на козни которого можно было сваливать внутренние неудачи на протяжении следующего десятилетия.

Продолжая считать Троцкого опасным и сильным противником, не понимая в полной мере, что теперь он мог стать таковым лишь в случае каких-либо чрезвычайных событий, Сталин полагал крайне важным заставить Троцкого замолчать, причем в ближайшее время, что обусловило бы закрепление режима личной диктатуры.

Существовали три возможных пути достижения этой цели. Первый — физическое устранение. Казнь на основе решения суда исключалась, поскольку имя Троцкого было известно всей стране как одного из создателей и руководителей большевистского режима. Троцкого клеймили как проводника «меньшевистского уклона» или даже изначального врага ленинского учения, но отнюдь не как агента империалистических держав. Убийство из-за угла также не рассматривалось, ибо аппарат и техника таких операций еще не сложились. А главное, Сталин продолжал играть во «внутрипартийную демократию». Не ставить же в самом деле на рассмотрение Политбюро вопрос о физическом устранении Троцкого, что было бы полнейшей бессмыслицей. По тем же причинам неприемлем был и второй путь — заключение Троцкого в тюрьму. В качестве политзаключенного Троцкий мог бы приобрести авторитет мученика за идею.

Наконец, третий путь — изгнание за границу, и он оказался наиболее приемлемым. Учитывая, что оппозиционные группы в зарубежных компартиях и вне их были малочисленны, не пользовались существенным влиянием, претерпевали расколы, вряд ли можно было предположить, что Троцкому удастся объединить вокруг себя значительные международные левые силы.