За время, прошедшее после краха рубля в 1998 году, многое изменилось. Общество стало гораздо критичнее относиться к капитализму, а «традиционные» политические партии 1990-х находятся в кризисе. Нередко говорят о том, что ответом на идеологический крах либерализма стало не прогнозируемое возвращение левых, а взрыв национализма и расизма. Однако взрыв этот произошёл не в 2000-е, а в 1990-е годы. Националистические движения отнюдь не являются новым фактором в политической жизни России. Влияние национализма в реальности не больше, чем 10 или 12 лет назад, а «новые» ультраправые движения лишь занимают нишу, освобождённую после краха их предшественников. Движение против нелегальной иммиграции продолжает дело Русского национального единства и общества «Память», которые уже сошли со сцены. Другое дело, что национализм изменился. В 1990-е годы он был смягчён «советской ностальгией», а в 2000-е, освободившись от последних следов советского «социал-имперского» интернационализма, принял откровенно фашистскую форму. Причём, если РНЕ 1990-х пыталось воспроизводить методы и идеи германского нацизма 1930-х годов, то ДПНИ скорее тяготеет к модели «публичной политики» и пиар-технологиям, типичным для западноевропейских неофашистов наших дней. Всё это, парадоксальным образом, подтверждает общую тенденцию к «нормализации» российской политики. По мере того как отечественный капитализм стабилизируется, формируется и соответствующее ему политическое пространство.
В условиях полуавторитарного режима Путина это пространство, естественно, имеет свою специфику, но это уже не «русская аномалия» и не пережитки советского прошлого, а нормальное положение дел для периферийного капитализма, который просто не в состоянии создать условия для функционирования полноценной демократии.
На этом фоне число левых активистов выросло с нескольких десятков или, в лучшем случае, сотен человек во второй половине 1990-х до нескольких тысяч, чего вообще-то достаточно для создания полноценной общенациональной партии. Большинство из них — молодые люди (мы говорим именно об активистах), почти не помнящие советского времени и не пережившие катастрофического опыта 1991–1993 годов, крушения иллюзий «перестройки», травмы распада СССР и горечи поражения после расстрела Верхового Совета. Даже если они идеализируют советское прошлое (в чём, кстати, нет ничего плохого, ибо советская история полна самых разных, в том числе и положительных, примеров), по своему самосознанию они уже не являются советскими людьми. А ведь именно наивный идеализм советского человека, непривычного к борьбе за свои права и самоорганизации, создал оптимальные условия для реставрации капитализма.
Однако большая часть новых активистов либо состоит в различных организациях, привязанных к «старым» партиям (крупнейшая из них Союз коммунистической молодёжи), либо объединяется в малочисленные группы, занимающиеся теорией и идеологическими дискуссиями.
Механическое объединение этих людей и групп просто невозможно, как уже показала неудачная (но очень полезная и поучительная) попытка создания Левого Фронта в 2006 году. Необходим новый политический проект.
Точно так же, как основой объединения не может быть механическое единство уже существующих групп, новая левая сила не может просто вырасти из какой-то одной из них.
Типичным самооправданием современных левых является отсутствие революционной ситуации. Сразу вспоминают большевиков, партию, стремительно выросшую на гребне революционной волны. Сейчас нас мало, но вот развернётся кризис, изменится обстановка — тогда нас станет в десять, в сто раз больше. Между тем стоило бы помнить, что далеко не всякая революционная ситуация оборачивается революцией. Использование ситуации в значительной мере зависит от самих левых. И очень часто реально состоявшиеся революции «проходят мимо» уже существующих революционных групп, оттесняют на обочину уже сложившиеся левые организации.
Ссылки на отсутствие революционной ситуации тем более не могут быть оправданием для политической слабости, что почти все левые группы показали способность расти в условиях путинской стабильности. Новые люди появляются практически во всех организациях. Проблема не в том, что левые не могут привлечь новых людей, а в том, что они, во-первых, не знают, что с этими людьми делать, а во-вторых, не понимают, как превратить свой численный рост в рост политического и общественного влияния.
Наиболее популярным ответом на вопрос «Что делать сейчас, когда нет революционной ситуации» становится призыв готовить кадры. Это действительно необходимо. Но как, где, в какой организации? Какими должны быть эти кадры, что они должны уметь, кроме как читать и цитировать умные книжки, написанные до нас марксистскими теоретиками?