Для того чтобы воспользоваться кризисом системы, нужны активисты и лидеры, обладающие не только теоретическими знаниями. Кадры, подготовленные в сектантской группе или даже не сектантской, но малочисленной команде, могут оказаться просто непригодны к работе в массовом движении, в большой организации. И дело не только в идеологии, точнее, совсем не в идеологии. Опыт, накапливаемый в маленькой группе, может быть крайне полезен, но может оказаться и препятствием для работы за её пределами. Люди, привыкшие сидеть в своём «гетто», неизбежно боятся открытого пространства, теряют ориентацию, предпочитают замыкаться в своей среде, где даже склоки и вражда — привычные и понятные. В большой и маленькой организации — разная логика жизни, отношений, разные процедуры принятия решений и методы работы, разное понимание политического авторитета и дисциплины.
Опять же, часто повторяющиеся ссылки на историю большевизма скорее запутывают вопрос, нежели проясняют его. Хотя большевики в 1916 году не были массовой партией, но не были и маленькой группой. А главное, они уже прошли школу серьёзной политики в годы революции 1905 года, во время объединённых социал-демократических съездов, когда им приходилось вести публичную дискуссию с меньшевиками. Большевики были небольшой по численности, но серьёзной организацией, а не кучкой маргиналов или группой молодых теоретиков.
Другой ответ, который мы часто слышим в рядах левых организаций, отсылает к социальным движениям и профсоюзам как «школе массовой политработы». Если для рабочих, по Ленину, профсоюзы — «школа коммунизма» (в том смысле, что помогают осознать классовые противоречия и вырабатывают привычку к самоорганизации и солидарности), то для самих левых активистов — это испытание реальной жизнью, а также общением с реальными трудящимися и их стихийно выдвинувшимися лидерами, которые далеко не всегда соответствуют требованиям, предъявляемым к ним марксистской теорией.
Однако в этой «школе жизни» далеко не все успешно учатся. Всё зависит от того, как работать. Если левые просто участвуют в движениях, не ставя при этом собственных задач, не способствуя повышению политической организованности и развитию идеологического самосознания в этих движениях, то большой пользы нет ни для них, ни для движений.
Сегодня социальные движения сталкиваются с серьёзными вызовами. Чем более они становятся массовыми и влиятельными, чем больше добиваются успехов, тем больше привлекают внимание правящих кругов, которые готовы превратить их в инструмент избирательной борьбы или площадку для саморекламы. Выбор стоит так: что восторжествует в движениях — политтехнологическое манипулирование или демократическое формирование классовой повестки дня?
Первая волна рабочего движения в современной России в 1989–1991 годах была погублена тем, что лидеры и активисты оказались втянутыми в чужую политику, оставаясь при этом людьми глубоко аполитичными и тем самым совершенно некомпетентными в этих вопросах. Но для советских граждан, не прошедших школу капитализма, подобная наивность была естественной и в сущности простительной. Совершенно иное дело — в начале XXI века.
Для того чтобы противостоять политтехнологическим манипуляциям, левым нужно не просто иметь правильный взгляд на перспективы рабочего движения, не просто самоотверженно в нём участвовать, но и иметь организацию, которая могла бы внутри движения проводить согласованную и осмысленную линию, систематически противостоя попыткам правящих кругов манипулировать массами.
Создание самостоятельной левой организации не просто стоит на повестке дня, это необходимое условие, без выполнения которого будут утрачены не только имеющиеся достижения самих левых, но и достигнутый уровень развития социальных движений. Нынешнее промежуточное положение не будет сохраняться долго. Или вперёд, или назад!
Строительство общего политического проекта для левых групп чревато определённым риском. Причём чем более успешно собственное развитие группы, тем больше риск. В случае неудачи есть опасность потерять имеющееся, не приобретя нового.
Беда в том, что маленькие группы должны раствориться в новой организации. Только так они смогут сыграть плодотворную роль в становлении серьёзной политической партии. До определённого момента ориентация на локальный, «свой», проект не противоречила стремлению к созданию широкой организации. Но лишь до тех пор, пока эта широкая организация оставалась скорее теоретической, нежели практической перспективой. Как только вопрос переходит в практическую плоскость, он становится куда драматичнее. Если зерно не умрёт, оно не прорастёт.
Для активистов, числящихся в СКМ, страшно рвать с КПРФ, несмотря на то, что у них давно уже нет никаких иллюзий относительно этой партии. Страшно рвать наработанные связи, рисковать своим, хоть и незаметным, но стабильным местом в политическом пространстве. Для активистов, создавших собственные организации отдельно от «традиционных партий», ситуация ещё более драматична. Ведь на эти организации было потрачено столько сил и времени?