В связи с этим, например, в Западной Европе можно было наблюдать за постепенным исчезновением демократических норм, ассоциируемых с государством. Характерным примером тут будут новые лейбористы во главе с Тони Блэром. Такие же центристские движения возникли в Германии. Получилось, что те, кто должен был активнее всего сопротивляться неолиберальным порядкам, добровольно стали их главными проводниками.
При этом надо понимать, что невозможно сравнивать пост-кризисный и предкризисный рост экономики. Кроме того, ни тот ни другой не идут ни в какое сравнение с тем невероятным ростом, который мы видели в 50-х, 60-х и даже 70-х годах XX века. Каким-то образом сложился новый политический консенсус, в котором увеличение неравенства стало одним из важнейших элементов.
Но чем большее число ресурсов оказывается сконцентрировано в руках немногих, тем меньше совокупный уровень трат — в конце концов, есть пределы тому, сколько денег можно потратить. Разумеется, в итоге наступает экономическая стагнация, ведь совокупный спрос оказывается ниже, чем мог бы быть, окажись деньги распределены более равным образом.
Ещё одна важная тема: удивительно низкие ставки процента, которые представляют сейчас исторический минимум с 1930-х или даже раньше. Само по себе это означает огромные привилегии для владельцев капитала (тем более по государственным бондам эти ставки порой оказываются чуть ли ни отрицательными!). Вопреки ожиданиям, такой уровень ставок вовсе не привёл к пику инвестиций в реальный сектор — напротив, они остаются крайне низкими и демонстрируют очень небольшой уровень прибыли.
Вообще причины роста рынка государственных бондов (обязательств) уходят корнями в 1970-е, когда, собственно, появились риторика и сама идеология неолиберализма. Распространялись идеи о том, что стоит исключить государство из экономической деятельности, как капитализм сделает своё дело — люди разбогатеют, предпринимательство расцветёт, мир станет лучше. Стоит отметить, что на этом пути неолиберальный проект потерпел неудачу. Хотя удалось радикально сократить налоги на богатых (что, вообще говоря, есть прямая передача средств в их руки), не получилось сделать того же относительно государственных расходов. Если при Тэтчер доля расходов была 41 % ВПП, то при Блэре — 39 %, и это несмотря на десятилетия рассухщений о необходимости сокращения роли государства! Впрочем, перераспределение налогового времени тоже сыграло свою роль — сильно раздулась кредитная сфера, возрос бюджетный дефицит и рынок гособя з ател ьств.
Несколько слов следует сказать и о монетарной политике. Убеждённость в том, что Центробанку стоит понизить ставки, влить новые средства, как кризис будет преодолён, не прошла проверки реальностью. Спустя 6 лет после количественного смягчения мы можем сказать, что оно лишь усилило те тренды неравенства, те структурные проблемы, которые были порождены неолиберальной политикой.
В самом деле, если вы создаёте деньги, на которые покупаете бонды, то эти деньги всё равно в итоге уходят в те самые финансовые институты, которые и привели к нынешнему положению вещей. Нельзя обойти внимание и последствия для демократии. Применительно к центробанкам можно сказать, что на них не распространяется никакой демократический контроль. Для ФРС это верно с момента возникновения, для Банка Англии — примерно с середины 90-х. Отдельный вопрос: ситуация с ЕЦБ. Эта структура обладает огромной властью — недавно она шантажом склонила правительство Греции на свою сторону, угрожая обрушить весь банковский сектор этой страны в случае неповиновения.
Собственно, несмотря на всю эту жестокость в отношении бюджетов и средств, мы не видим никакого реального прогресса — напротив, темпы технических инноваций лишь замедляются, а сами они становятся менее существенными. Если раньше изобретение стиральных машин поменяло жизнь миллионов женщин, то сейчас наши изобретения вроде айфонов, по сути, оказываются пустышками, ничего радикально не преобразующими. Зато деньги активно уходят в бонды, акции, прочие активы, недвижимость. Доля недвижимости (т. е. всевозможных услуг с ней связанных) в ВВП Англии составляет 12 %. Но ведь рентные платежи — это не создание какого-то продукта, это просто перераспределение денег. То есть вы получаете капитализм, который переносит средства из одного места в другое, ничего сам не производя. И государство ему в этом лишь помогает! При низких темпах роста экономики вся система вырождается в игру с нулевой суммой. Эту ситуацию активно используют too big to fail компании, увеличивающие своё влияние при помощи государственной поддержки.
Государства оказываются оккупированы финансовыми организациями и недемократическими силами, и никаких прогрессивных социал-демократических мер ожидать в таких условиях не приходится.
Помимо активного влияния на государственную политику, важно начать поиск и негосударственных решений — вспомнить о различных традициях общественных форм собственности, социальных организаций.