Вопреки ожиданиям многих экспертов (включая и многих сторонников либеральной экономики), кризис неолиберальной модели, перешедший в открытую фазу в 2008 году, не только не привёл к корректировке курса, но, напротив, способствовал его ужесточению. В изменившихся условиях жёсткая экономия уже не подрывает рынок, а уничтожает его, не сокращает спрос, а подрывает основные механизмы воспроизводства общества, дезорганизуя сам процесс функционирования хозяйственного механизма, разрывая базовые связи, дезорганизуя социальные структуры настолько, что даже там, где сохраняются возможности для развития, их не удаётся использовать. Так, например, при наличии одновременно высокой безработицы, спрос на квалифицированный труд остаётся неудовлетворённым, поскольку разрушена система подготовки кадров. Механические сокращения госаппарата ведут не к повышению эффективности государственной службы, а к бюрократическому хаосу, росту очередей, снижению управляемости, а в конечном счёте, росту затрат.
На первый взгляд такое положение дел выглядит совершенно иррациональным и часто объясняется исключительно идеологическими факторами — правящие круги настолько пронизаны неолиберальной идеологией, что просто не могут представить себе никаких иных антикризисных мер, кроме тех, что вытекают из этой концепции. В самом деле, фундаментальная идея современного либерализма, упорно внушаемая экономистам со студенческой скамьи, состоит в том, что бюджет государства ничем принципиально не отличается от бюджета семьи, а экономика страны — от экономики домохозяйства. Соответственно, если в условиях падения доходов семья принуждена любой ценой сокращать свои траты, отказывая себе даже в самом необходимом, то так же точно должно поступать и общество в целом.
Однако собственники капитала и топ-менеджеры компаний по большей части люди прагматичные, хорошо знающие, что на самом деле экономический процесс устроен совершенно иначе. Они прекрасно понимают и необходимость инвестиций, и значение спроса и потребность бизнеса в кредите, в том числе и государственном. Они без колебаний обращаются к правительству с призывом принять совершенно нерыночные и даже принципиально антирыночные решения, если это будут решения в их пользу.
Но именно в этом и лежит секрет “жёсткой экономии”. Как бы ни подавалась эта политика риторически, какую бы пропагандистскую лексику ни использовали правящие круги, совершенно очевидно, что экономия — далеко не для всех. Необходимость резкого ужесточения курса для трудящихся вызвана столь же резким увеличением щедрости государства по отношению к терпящему бедствие бизнесу. Более того, добиваясь щедрой финансовой помощи для крупных корпораций, их собственники и менеджмент одновременно настаивают на борьбе с инфляцией и поддержании ценности денег. Иными словами, происходит радикальное перераспределение ресурсов от общества к бизнес-элите: для того, чтобы дать одним, приходится отнять у других.
Однако тут и заложено главное противоречие подобной политики — спасая корпорации, она разрушает общество, от которого эти корпорации кормятся. Проводя ультра-капиталистическую, узко-классовую политику, правящий класс по сути подрывает капитализм. Это могло бы вызвать злорадство и даже вселить надежды в левых, живущих по принципу “чем хуже, тем лучше", но на практике далеко не всякий кризис капитализма ведёт к социалистической или даже прогрессивной альтернативе. И рост ультраправых движений по всей Европе, равно как и события 2013 года на Украине, демонстрируют это с полной очевидностью.
Потрясением Майдана и последующему восстанию Юго-Востока Украины предшествовал стремительный распад социально-хозяйственной системы, ставший результатом той самой жёсткой экономии, проводимой правительством Виктора Януковича. После того, как Янукович бежал из Киева, новые правители, по рекомендации Международного Валютного Фонда, приняли новый пакет мер, по сравнению с которым всё, что делал свергнутый президент, кажется верхом умеренности.
Но и в России политика жёсткой экономии начинает проводиться с осени 2012 года, постепенно ужесточаясь, особенно применительно к регионам. Рост социальных противоречий, усугубляемый фактическим банкротством значительной части региональных бюджетов, создаёт предпосылки для катастрофического сценария, вполне сопоставимого с украинским, хотя и имеющим собственную социально-культурную специфику. Именно поэтому вопрос о перспективах жёсткой экономии для России становится не только социально-экономическим, но и политическим.