Левая рука Кальва (ЛП)

Переводя взгляд со свитка на Эктура, мужчина тяжело вздохнул:

- Хозяин будет недоволен. Четвертый интересовал его больше других.

Эктур хрюкает от смеха:

- Этот тощий финикиец не стоит тех сестерциев, что заплатил за него твой хозяин. Может, он и выглядит внушительно на арене, но за ее пределами он совершенно бесполезен.

Я не могу сдержать тихий смешок. Это правда: тупой финикиец жив – если он, конечно, еще жив – только потому, что боится своих соперников меньше, чем наказания за трусливое поведение на песке. Такие, как он, не подходят на роль телохранителя.

- У хозяина были свои причины выбрать этих мужчин, - резко отвечает одноглазый. Он вздыхает и качает головой. – Уже неважно. Нет, значит нет. Остальным троим лучше бы быть в хорошей форме.

Эктур не отвечает. Он скрещивает руки на груди и угрюмо наблюдает, как одноглазый по очереди осматривает каждого из нас, охая, причитая и бормоча что-то себе под нос, тыча в нас пальцем и делая записи на табличке. Он ощупывает наши шрамы и синяки, смотрит, как мы вздрагиваем, а затем проверяет наши зубы и глаза. С детства я прошел через большее число осмотров, чем цифр знаю, поэтому я заставляю себя сдерживаться, чтобы не сдавить его горло руками и не показать, что я в отличной форме и силен как гладиатор - или в данном случае телохранитель.

Наконец, он что-то мычит и с шумом захлопывает кожаный чехол на табличке.

- Они в полном порядке.

- Хорошо, - отвечает парфянин, - передавай мои наилучшие пожелания своему хозяину.

- Как и твоему, - одноглазый делает нам знак рукой.

- Идите за мной.

Не говоря ни слова, мы следуем за мужчиной. Его ноги вполовину короче наших, но он шустро перебирает ими, у него нервная злая походка, и с цепями на лодыжках нам приходится потрудиться, чтобы не отстать от него. Эктур с нами не идет.

Значит, скоро мы встретимся с новым хозяином.

Его имя - Юний Кальв Лаурея – мне известно. Я слышал, когда Кай Бласий упоминал его – как правило, с хмурым видом – видимо, он покупал гладиаторов у моего бывшего хозяина и раньше. И все же, лицо его мне незнакомо, и я ничего не знаю о человеке, которого поклянусь защищать. Мне известно только то, что он не ланиста, и моя жизнь отныне будет протекать вдали от арены. Пусть я и не познаю свободу, но у меня есть тысячи поводов воздать почести Фортуне.

Одноглазый слуга ведет нас по узкой дороге, проложенной между огромными виллами, выстроенными в ряд вдоль стены, что огибает северную часть города. Даже закованные в цепи, мы с товарищами обмениваемся улыбками.

Вместо лудуса* нас ждет вилла? Это на самом деле означает новую жизнь. Существование телохранителя опасно само по себе, но если только у нашего хозяина не редкое количество врагов, то защищать мы его будем одним своим присутствием, а не боевыми навыками. Скорее мы умрем от скуки, а не меча.

По дороге из Рима мы прошли в тени достраивающегося Колизея. Когда прохладная тень огромного сооружения упала мне на шею и плечи, я прошептал благодарственную молитву за выпавшую удачу, несмотря на то что мои руки и ноги в цепях.

Ходят слухи о том, для чего возводится Колизей. Говорят, что игры, проводимые в нем, будут намного масштабнее и кровавее, чем соревнования в Большом цирке*, где нам с трудом удавалось остаться в живых. Люди говорят, еще год-другой и он будет закончен. Вероятнее всего, я никогда не заслужу рудий и вместе с ним свободу, но любой гладиатор должен быть благодарен за возможность служить патрицию вместо того, чтобы выйти на эту арену.

Мы останавливаемся напротив одной из бесконечных вилл. Два мощных, вооруженных до зубов, стража открывают высокие ворота, и мы проходим внутрь. Одноглазый проводник ведет нас через роскошный дом в сад на заднем дворе. Здесь, в высоких стенах, покрытых вьющимся плющом, в тени массивного кипариса, слуги и статуи окружают нашего нового хозяина.

Увидев его, я сразу узнаю мастера Лаурею. Я уже видел его в лудусе, он наблюдал за нашими тренировками и рассматривал так же, как и его слуга сегодня. Не знаю, назвался ли он тогда именем Кальва Лауреи, но я никогда не забуду его лицо. Будто выточенное из мертвого камня, состоящее из острых углов, с ярко-синими глазами, которые всегда подчеркивают усмешку или кривящиеся губы.

Он возлежит на диване, сжимая в руке изящную чашу, пока слуга огромным веером из перьев разгоняет над ним дневной зной. За спиной Кальва Лауреи стоят рослый телохранитель и черноглазая служанка, прижимающая к груди кувшин с вином.

Одноглазый останавливает нас резким жестом, и мы опускаемся на колени, склонив головы.

Хозяин поднимается. Его сандалии шаркают по каменной поверхности.

- Встаньте.

И мы, как один, слушаемся.

- Я Юний Кальв… - он хмурит брови и по очереди осматривает нас. Прищурившись, он оборачивается к человеку, который нас привел. – Атай, здесь только трое! Где четвертый?

Одноглазый слуга склоняет голову.

- Прошу прощения, доминус. Здесь только трое. Четвертый слег с лихорадкой и оказался не в состоянии путешествовать, - он протягивает свиток, что дал ему Эктур. – Его хозяин передал письмо с обещанием выплатить компенсацию.