Левая рука тьмы

— Моя собственная жизнь в сущности значит не так уж много, но у меня были и остаются обязанности перед Геттеном и перед Эйкуменой, у меня есть задача, которую я должен исполнить. И потому первым делом я связался с кораблем, чтобы обеспечить себе возможность достигнуть этой цели. Такой совет дал мне Эстравен, и он был прав.

— Все правильно. Во всяком случае они опустятся у нас, и мы будем первыми… Они все похожи на вас, а? Извращенцы, постоянно в кеммере? Нам придется поломать себе голову, как бы принять их с почетом… Свяжитесь с Лордом Горчерном, камергером, и сообщите ему условия почетной встречи. Чтобы не было ни малейшего повода для обид, никаких накладок. Мы разместим их во Дворце, если они сочтут его подходящим для себя. Я хочу оказать им честь. Вы пару раз оказали мне неоценимые услуги, мистер Ай. Вы дали повод обвинить Сотрапезников во лжи, а теперь мы их оставим в дураках.

— Но они будут вашими союзниками, милорд.

— Знаю! — вскрикнул он. — Но первым будет Кархид — первым Кархид!

Я кивнул.

Помолчав, он спросил:

— Как это было… как вы прошли через Лед?

— Нелегко.

— Если перед Эстравеном предстает такая дикая дорога, он тянет до конца. Он крепок как железо. И никогда не выходит из себя. Мне очень жаль, что он погиб.

Я не нашелся, что ответить.

— Ваши… ваши земляки получат у меня аудиенцию завтра днем во Втором Часу. Что вы еще хотели бы услышать?

— Милорд, можете ли вы отменить Указ об Изгнании Эстравена, очистить его имя?

— Еще нет, мистер Ай. И не торопите меня. Что еще?

— Больше ничего.

— Тогда можете идти.

Даже я предал его. Я сказал, что не позволю кораблю опуститься, пока с него не будет снято наказание и не будет восстановлена честь его имени. Настаивая на этих условиях, мне пришлось бы отбросить в сторону то, ради чего он умер. И это не помогло бы ему вернуться из той дали, куда он ушел.

Остаток дня прошел в обществе Лорда Горчерна и других, вместе с которыми мы занимались вопросами приема и размещения команды корабля. Затем вездеход доставил нас к Атхтен Фену, примерно в тридцати милях к северо-востоку от Эренранга. Посадочная площадка размещалась на окраине большого пустынного района, столь густо заросшего кустарником, что тут было немыслимо ни селиться, ни вести сельское хозяйство, и сейчас, в середине Иррема, пустынные замерзшие пространства были покрыты толстым слоем снега. Радиомаяк был в действии весь день, и с корабля уже был получен подтверждающий сигнал.

Приближаясь к Геттену, команда должна была видеть на экранах корабля и линию терминатора, проходящую через Великий Континент, от Залива Гаттен до Пролива Чаризун, и вершины Каргава, по-прежнему залитые солнцем, и россыпи звезд, потому что уже приближались легкие сумерки.

Корабль спускался в грохоте и сиянии славы, и пар с ревом рванулся вверх белыми клубами, когда стабилизаторы опустились в огромное озеро воды и грязи, родившееся под ударом тормозных двигателей; под этой вязкой поверхностью была вечная мерзлота, крепкая как гранит, опустившись на которую, корабль лишь слегка покачнулся и застыл, окруженный водной гладью, которая уже стала схватываться льдом — огромная изящная рыба, балансировавшая на хвосте, и его силуэт отливал темным серебром в сумерках, спустившихся на Зиму.

Стоявший рядом со мной Фейкс из Азерхорда, заговорил, едва лишь смолк грохот спускающегося корабля.

— Я счастлив, что мне при жизни довелось увидеть это, — сказал он.

Эти же слова произнес Эстравен, когда перед его глазами предстал Лед, дышащий смертью; то же он мог сказать и этой ночью. Чтобы избавиться от охватившей меня горькой печали, я двинулся через снежные завалы к кораблю. Обшивка его уже покрылась легкой изморозью, и когда я подошел ближе, распахнулся входной люк, из которого скользнул трап, легко коснувшийся льда. Первой в проеме люка показалась Ланг Хео Хью, конечно, совершенно не изменившаяся со времени нашей последней встречи, которая состоялась три года назад для меня и лишь пару недель для нее. Увидев меня, и Фейкса, и всех прочих из сопровождавшего меня эскорта, она остановилась у подножия трапа и торжественно произнесла на кархидском языке:

— Я пришла с дружбой.

Для нее все мы были чужими. Я дал возможность Фейксу первым приветствовать ее.

Он представил меня ей, и она подошла, протягивая мне правую руку, как это принято у нас, но вглядевшись в мое лицо, она воскликнула:

— О, Дженли! Я не узнала тебя! — Было так странно после столь долгих лет услышать женский голос. И остальные, подчинившись моему совету, вышли из корабля: малейший признак недоверия в этом смысле мог бы обидеть сопровождающих меня кархидцев, нанести урон их шифтгреттору. Все высыпали наружу, встречая кархидцев с изысканной любезностью. Я знал всех членов экипажа, и все же мне было так странно смотреть на них. Странными были их голоса для меня: то слишком низкими, то излишне высокими. Они казались мне группой больших и странных животных двух видов: большие обезьяны с умными глазами, в которых светится похоть, ибо все они в кеммере… Они жали мне руки, притрагивались ко мне, обнимали меня.