Левая рука тьмы

— Фейкс, скажите мне вот что. Вы, Хандарраты, владеете тем даром, которого жаждут люди на каждой планете. У вас он есть. Вы можете предсказать будущее. И все же вы живете, как и все мы, остальные… вам все кажется неважным…

— Какое это может иметь значение, Дженри?

— Ну вот. Например, это соперничество между Кархидом и Оргорейном, эта ссора из-за Долины Синотт. Я думаю, что на прошлой неделе Кархид ужасно потерял лицо. Так почему же Король Аргавен не советуется со своими Предсказателями, спрашивая у них, какого курса придерживаться, или кого избрать премьер-министром или что-то еще в этом роде?

— Такие вопросы трудно задавать.

— Не понимаю, почему. Он может просто спросить. Кто будет у меня наилучшим премьер-министром? И исходить из ответа.

— Может. Но он не знает, что означает «быть наилучшим» для него. Это может означать, что избранный человек должен отвоевать долину у Оргорейна, или отправиться в изгнание, или убить Короля, это может означать много такого, чего он сам не понимает и не принимает.

— Он может задать вопрос в более точной форме.

— Да. В таком случае появится очень много вопросов. И даже короли обязаны платить вознаграждение.

— Вы много запросите с него?

— Очень много, — спокойно сказал Фейкс. — Как вы знаете, Вопрошающий платит столько, сколько он может. В сущности, короли могут являться к Предсказателям, но не слишком часто…

— Что, если кто-то из Предсказателей сам почувствует тягу к власти?

— У Обитателей Крепости нет ни рангов, ни положения. Я могу быть отослан обратно в Эренранг в мой кьоремми; что ж, если я уйду, я верну себе и свое положение и свою тень, но с моим умением предсказывать будет покончено. Тогда я могу прийти в Крепость Оргни, уплатить свою плату и получить ответ на свой вопрос. Но мы в Хандарре не хотим получать ответов. Избежать этого трудно, но мы пытаемся.

— Фейкс, боюсь, что я не понимаю.

— Мы приходим сюда, в Крепость, главным образом для того, чтобы понять, какие вопросы не стоит задавать.

— Но вы же Отвечающие!

— Вы еще не поняли, Дженри, почему мы совершенствуемся и практикуемся в Предсказаниях?

— Нет…

— Чтобы продемонстрировать полнейшую ненужность знания ответов на неправильные вопросы.

Я надолго задумался над этим, пока мы шли бок о бок под дождем, под темным покровом Леса Азерхорда. Лицо Фейкса под белым капюшоном было спокойным и уставшим, и свет, мерцавший в нем, погас. И все же он по-прежнему внушал мне благоговение. Когда он смотрел на меня своими чистыми, ясными, откровенными глазами, он видел меня из дали традиции, которой было тринадцать тысяч лет, это был образ мышления, образ жизни столь древний, столь устоявшийся, столь связанный и последовательный, что он давал людям такое чувство уверенности в себе, такую раскованность и понимание, что свойственны только диким животным, тем странным огромным существам, которые спокойно смотрят на вас из дали веков…

— Неизвестное, — мягкий голос Фейкса шелестел в лесу, — непредсказанное и недосказанное — это то, на чем стоит жизнь. Размышления начинаются с невежества, с незнания. Если будет доказано, что нет Бога, исчезнет религия. Не будет Хандарры, не будет Иомешты, не будет ничего. Но если и будет доказано, что есть Бог, все равно не будет религии… Скажите мне, Дженри, что мы знаем? Точно, ясно и неопровержимо — есть хоть что-то, что вы совершенно точно знаете о своем будущем или о моем?

— Что все мы умрем.

— Да. Вот это в самом деле единственный вопрос, на который может быть дан ответ, Дженри, и мы всегда знаем его… Но единственное, что делает жизнь более менее терпимой — это постоянная невыносимая неопределенность: мы не знаем, какая судьба нас постигнет.

6. ПУТЬ НА ОРГОРЕЙН

Повар, который всегда приходил очень рано, разбудил меня. Спал я крепко, и ему пришлось растолкать меня и крикнуть в ухо:

— Вставайте, вставайте, Лорд Эстравен, скороход пришел из Дома Короля!

Наконец до меня дошли его слова и, приходя в себя, я торопливо вскочил и кинулся к дверям комнаты, за которыми меня ждал посланец — так что свой путь в изгнание я начал голым и глупым, как новорожденный ребенок.

Пробегая бумагу, которую посланец вручил мне, я сказал себе, что ждал этого, но не так быстро. Но когда я должен был стоять и смотреть, как человек прибивает эту бумагу к дверям моего дома, я чувствовал себя, словно гвозди эти впиваются мне в глаза, и я стоял, застыв, пораженный болью, которая пронзила меня.