Левая рука тьмы

После того как я провел весь год в Старом Кархиде, я должен был вернуться к Восточным Водопадам, прежде чем закроется перевал Каргав. Даже здесь, на побережье, где стояли последние месяцы лета, прошло два небольших снегопада. Довольно неохотно я снова двинулся на запад и добрался в Эренранг в начале Гора, первого месяца осени. Аргавен уединился в свой летний дворец Уоревер и объявил, что во время его беременности страной будет править регент Пеммер Хардж рем ир Тибе. Тот уже успел повсеместно утвердить свою власть. Через пару часов после своего прибытия я уже видел приметы правильности моего анализа — хотя не мог их точно определить — и к тому же стал чувствовать в Эренранге какой-то дискомфорт, сравнимый с явным чувством опасности.

Аргавен был нездоров, и тяжелое помрачнение его сознания накладывало мрачный отпечаток на всю столицу: он жил одним лишь страхом. Все хорошее во время его правления было сделано министрами. Но он и не приносил много зла. Его борьба со своими собственными кошмарами не угрожала Королевству. Его кузен Тибе был рыбкой другой породы, потому что его заболевание обладало своей логикой. Тибе знал, когда действовать и что делать. Он не знал лишь, когда остановиться.

Голос его часто звучал по радио. Эстравен, когда был у власти, никогда не прибегал к тому, что противоречило кархидским традициям. В нормальных условиях жизни правительство не будет выступать с публичными представлениями, оно действует скрыто и косвенным образом. Тибе, напротив, произносил многословные речи, ораторствовал. Слыша его голос, я снова видел его улыбку, обнажавшую длинные зубы, и лицо в сети мелких морщинок. Речи у него были длинные и громкие: клятвы в верности Кархиду, умаление Оргорейна, поношение «предательских фракций», обсуждение темы «вторжения в границы Королевства», долгие отступления, почти лекции по истории, экономике и этике, и все с припеваниями, пришептываниями, поднимавшимися почти до визга, когда он переходил на брань или впадал в восторг по какому-то поводу. Он много говорил о гордости за страну и о любви к отечеству, но куда меньше о шифтгретторе, личной гордости или престиже. Неужели престижу Кархида был нанесен такой урон в Долине Синотт, что о нем нельзя больше говорить? Отнюдь — он довольно часто упоминал Долину Синотт. Я предположил, что он сознательно избегает говорить на тему шифтгреттора, потому что хочет добиться эмоционального подъема более простым, неконтролируемым способом. Он хочет, чтобы его слушатели испытывали страх и гнев. Он не говорит ни о гордости, ни о любви, хотя постоянно употребляет эти слова; в его устах они говорят о самовосхвалении и ненависти. Так же он много говорит о Правде, потому что, по его словам, она «отбрасывает лживые покровы цивилизации».

Это мощная сильная метафора — та, что говорит о покровах. Такой подход может скрывать не меньше дюжины заблуждений и ошибок. Одна из самых опасных кроется в убеждении, что цивилизация, будучи создана искусственно, руками человека, а не природой, суть неестественное явление, противопоставленное примитивности… Конечно, тут нет никаких покровов, процесс этот постоянный, а примитивность и цивилизация — это ступени одного процесса. Если и есть, что противопоставить цивилизации, то только войну. Из этих двух вещей можете выбирать то или другое. Но только не обе. Слушая выступления Тибе, пронизанные глупой яростью, я не мог отделаться от впечатления, что он, нагнетая атмосферу страха, пытается заставить свой народ изменить приверженности тому выбору, который он сделал еще в начале своей истории.

Может быть, подошло время. При всей неторопливости технологического и материального развития, при всей незначительности достижений их «прогресса», в конце концов, за последние пять или шесть, десять или пятнадцать столетий они перестали полностью зависеть от Природы. Отныне они уже не зависели от милостей своего безжалостного климата; плохой урожай не заставлял теперь голодать целые провинции, а снегопады суровой зимы — отрезать от мира целые города. Обретя базис в виде материальной стабильности, Оргорейн стал постепенно единым и мощным централизованным государством. Теперь пришла пора и Кархиду собирать силы и идти по тому же пути, и способ, к которому ему надо было прибегнуть, заключался не в подъеме национальной гордости, развитии торговли, прокладке дорог, строительстве ферм и колледжей и так далее — ничего подобного, все это пресловутая цивилизация, лишь внешний лоск, и Тибе с отвращением отбрасывал его. Он был более чем уверен в себе, он действовал стремительно, стараясь уверить людей, что есть только один путь — война. Смысл того, что он говорил, конечно, не носил столь ясно выраженного оттенка, но замысел его читался довольно недвусмысленно. Поднять людей на новые свершения, поднять уверенно и быстро, можно только новой религией, новыми идеями; и лучше этого ничего нет, но он может добиться этого только войной.