Левая сторона души. Из тайной жизни русских гениев

Забегая несколько вперёд, предупредим: считается, что Есенин страдал неким серьёзным психическим заболеванием. В пользу этого говорит тот факт, что он бывал пациентом психиатрической лечебницы. Но это тоже были своеобразные побеги от действительности, особенно тогда, когда назревала очередная гроза. Есть, например, свидетельство о том, подписанное знаменитым профессором Петром Ганнушкиным. На поверку все эти «болезни» легко объясняются следующим, например, местом из воспоминаний того же Василия Наседкина:

«Есенин ночевал тогда у своих сестёр в Замоскворечье.

– Тебе скоро суд, Сергей, – сказала утром Екатерина протрезвевшему брату. Есенин заметался, как в агонии.

– Выход есть, – продолжала сестра, – ложись в больницу. Больных не судят. А ты, кстати, поправишься.

Есенин печально молчал. Через несколько минут он, словно сдаваясь, промолвил:

– Хорошо, да… я лягу.

А через минуту ещё он принимал решение веселей.

– Правда. Ложусь. Я сразу покончу со всеми делами.

Дня через три после описанного разговора Есенин переехал в психиатрическую клинику. Ему отвели светлую и довольно просторную комнату на втором этаже. В окна глядели чёткие прутья предзимнего сада…».

Выходит, знаменитый психиатр Петр Борисович Ганнушкин, ученик С.С. Корсакова и В.П. Сербского спасал не раз Есенина не меньше, чем от расстрела. Его хулиганские выходки, как это мы увидим, вполне на это тянули.

Далее некоторое время дел с московской милицией он не имеет. Есенин попал в водоворот грандиозного романа с Айседорой Дункан и европейских злоключений. Необычайная пара произвела на Европу и Америку именно потрясающее впечатление, будто в застоявшуюся воду бросили камень. Круги и теперь расходятся в виде разного рода воспоминаний, книг… Увы, есть и полицейские протоколы, которых пока искать никто не догадался. Однако установить, что в них, довольно просто.

Вот что следует, например, из написанного о Есенине опять Софьей Виноградской:

«Когда приехали мы в Америку, – расказывал он, – закатили нам обед роскошный. Ну, блестели там скатерти, приборы. От вина, блюд и хрусталя всякого стол ломился, а кругом всё хари толстые, с крахмальными грудями сидели – смотреть было тошно. И так это мне скучно стало, и поделать ничего не могу. “Интернационал” – и тот спеть не стоит, – не поймут, не обозлятся даже. Я это с тоски взял, да и потянул скатерть со стола. Всё на пол поехало, да им на манишки. Вот дело-то было! Ха-ха-ха!

Это рассказано было мимоходом, когда к слову пришлось…».

Это, конечно, может показаться безумием, жуткой нелепицей. Но, в том-то и дело, что всякое, самое необъяснимое действие и поступок Есенина имели свой мотив. Одна из задач этого расследования мотивы те отыскать.

«Да, я скандалил, – говорил он, Есенин, однажды другу своему Льву Повицкому, – мне это нужно было. Мне нужно было, чтобы они меня знали, чтобы они меня запомнили. Что, я им стихи читать буду? Американцам – стихи? Я стал бы только смешон в их глазах. А вот скатерть со всей посудой стащить со стола, посвистеть в театре, нарушить порядок уличного движения – это им понятно. Если я это делаю, значит, я миллионер, мне, значит, можно. Вот и уважение готово, и слава и честь! О, меня они теперь лучше помнят, чем Дункан».

Так что американские толстосумы и праздные зрители его с Айседорой вечеров, были для Есенина не лучше и не интереснее отечественных нэпманов в богемных кафе «Домино» или «Стойло Пегаса».

Вот блестящий Париж в двадцать третьем году. Айседора и Есенин прибыли туда после скандальных поездок по Америке:

«Возвращение в Париж, в Европу, это было уже слишком для Есенина, – будет вспоминать Ирма Дункан, приёмная дочь Айседоры. – Он сразу же попытался утопить все свои воспоминания об Америке в вине, или, скорее, в водке. Но алкоголь, поглощаемый с его славянской неумеренностью, вместо того, чтобы приносить забвение, пробуждал всех его демонов. Подобно маньяку, он ворвался однажды ночью в свою спальню в отеле “Крийон” и сокрушил вдребезги все зеркала, рамы и двери. С трудом он был усмирён полицией и доставлен в ближайший участок… С каким ликованием американские газеты в Париже ухватились за эту сенсацию…».

Из письма Айседоры Дункан в парижское отделение «Нью-Йорк Геральд трибьюн» 17 февраля 1923 г.:

«…Вы утверждаете, что мой муж, Сергей Александрович Есенин, вернулся в наш номер в отеле “Крийон” и затем, перебив всё в номере, швырял предметами в туалетный столик и в меня. Это неправда, как может подтвердить ночной портье в “Крийоне”. Я вышла из отеля сразу же после прихода Есенина в сопровождении моей подруги мадам Говард Перч с тем, чтобы позвать для оказания помощи Есенину доктора Жюля Маркуса. Припадки бешенства, которыми страдает Есенин, обусловлены не одним лишь алкоголем, но частично являются результатом контузии, полученной во время войны…».

Чудесная эта Айседора присочинила тут о контузии. Есенин, действительно собирался на войну, даже форму получил. О том свидетельствует одна из его фотографий. Но в первые же дни службы он бесславно дезертировал.