Левиафан

«Ну допустим, – недовольно сказал он. – Но чем вы объясните то странное обстоятельство, что ваш медик, отравив слуг, не пошел на второй этаж по лестнице, а зачем-то вышел на улицу, перелез через ограду в сад и разбил окно в оранжерее?»

Фандорин-сан: «Я думал об этом. Вам не приходило в голову, что преступников могло быть двое: один устранял слуг, а второй тем временем проник в дом через окно?»

Комиссар (торжествующе): «Приходило, господин умник, еще как приходило. Именно к такому умозаключению и пытался подтолкнуть нас убийца. Он просто хотел запутать след – это же очевидно! Из буфетной, отравив слуг, он поднялся наверх, где столкнулся с хозяином дома. Скорее всего, преступник просто расколошматил стекло витрины, ибо полагал, что в доме больше никого нет. Лорд выглянул из спальни на шум и был убит. Лосле этого незапланированного инцидента преступник поспешно скрылся, однако не через дверь, а через окно оранжереи. Зачем? Да чтобы поморочить нам голову и представить дело так, будто их было двое. Вот вы и клюнули на эту удочку. Но папашу Гоша на такую дешевку не купишь».

Слова комиссара были встречены одобрительно. Ренье-сан даже сказал: «Черт, комиссар, да вам палец в рот не клади!» (Это такое образное выражение, распространенное в разных европейских языках. Его не следует понимать буквально. Лейтенант имел в виду, что Гош-сан очень умный и искушенный сыщик.)

Фандорин-сан подождал немножко и спросил: «То есть вы всесторонне изучили отпечатки подошв под окном и пришли к заключению, что человек именно прыгнул вниз, а не лез на подоконник?»

На это комиссар ничего не ответил, но посмотрел на русского довольно сердито.

Тут Стамп-сан произнесла реплику, которая придала разговору новый, еще более острый оборот.

«Один преступник, два преступника – я все равно не понимаю главного: зачем вообще все это понадобилось? – сказала она. – Ясно, что не из-за Шивы. Так из-за чего? Не из-за платка же, в самом деле, какой бы он ни был замечательный и легендарный!»

Фандорин-сан произнес очень буднично, как нечто само собой разумеющееся: «Разумеется, мадемуазель, именно из-за платка. Шива вообще был взят для отвода глаз и сразу же, у ближайшего моста, выброшен в Сену за ненадобностью».

Комиссар заметил: «Для русских бояр полмиллиона франков, может, и пустяк, но большинство людей считают иначе. Два килограмма чистого золота, ничего себе „за ненадобностью“! Что-то вас совсем занесло, господин дипломат».

Фандорин-сан: «Бросьте, комиссар, что такое полмиллиона франков по сравнению с сокровищем Багдассара?»

«Господа, хватит спорить! – капризно воскликнула ненавистная мадам Клебер. – Меня чуть не убили, а вы заладили снова про то же самое. Пока вы, комиссар, копаетесь в старом преступлении, у вас чуть не произошло новое!»

Эта женщина просто не выносит, когда в центре внимания не она. После вчерашнего я стараюсь поменьше на нее смотреть – уж очень тянет ткнуть средним пальцем в голубую жилку, что пульсирует на ее белой шее. Одного тычка было бы вполне достаточно, чтобы этой гадины не стало. Но это, конечно, из области злых мыслей, которые волевой человек должен от себя гнать. Вот выплеснул злые мысли в дневник, и ненависти немного поубавилось.

Комиссар поставил мадам Клебер на место. «Помолчите-ка, сударыня, – строго сказал он. – Послушаем, что там еще придумал господин дипломат».

Фандорин-сан: «Вся эта история может иметь смысл лишь в том случае, если похищенный платок чем-то особенно ценен. Это раз. По словам профессора, стоимость самого платка не так уж велика, стало быть, дело не в куске шелка, а в том, с чем он связан. Это два. Как нам известно, платок связан с предсмертной волей раджи Багдассара, последнего владельца брахмапурских сокровищ. Это три. Скажите, профессор, был ли раджа ревностным слугой Пророка?»

Свитчайлд-сэнсэй (подумав): «Не могу сказать точно… Мечетей он не строил. Аллаха в моем присутствии не поминал. Раджа любил одеваться по-европейски, курил кубинские сигары, читал французские романы… Ах да, за обедом он пил коньяк! Значит, не воспринимал религиозные запреты чересчур серьезно».

Фавдорин-сан: «Тогда вот вам четыре: не слишком набожный Багдассар передает сыну в качестве последнего дара не что-нибудь, а Коран, причем зачем-то завернутый в платок. Предполагаю, что именно платок являлся главной частью этого послания. Коран же прилагался для виду… Или, возможно, среди пометок на полях, сделанных рукой Багдассара, содержались инструкции, как найти сокровище с помощью платка».

Свитчайлд-сэнсэй: «Почему же непременно при помощи платка? Раджа мог бы изложить свою тайну там же, в маргиналиях!»