Левиафан. Пути Древних (СИ)

– Для чего, – невозмутимо поправил его каинит, даже не взглянувший на собеседника. – Для зла, проклятия, какой-то болезни. Мне сложно рассуждать об этом, я не ученый и знания мои ограничены этим временем. Мой сир говорил что-то об измененном геноме, о нехватке аминокислот. Я лишь помню суть мифа – Авель отказался прикасаться к машине древних и хотел уничтожить ЛИЛИТ, но Каин не позволил. Они сразились и Каин ранил брата, а его кровь, попав на машину, сняла сдерживающие заклятья. Каин принял вырвавшееся зло в себя, но уступил ему в борьбе за собственную душу. Он выпил брата досуха, а когда понял, что натворил– захотел умереть. Но не смог, не было в мире силы, способной уничтожить его. Тогда он ушел, поклявшись никогда не показываться людям и солнцу, навеки сокрыв свое проклятие от мира.

– Оригинальная интерпретация, – проговорил Мидас после некоторого молчания. У него не было причин сомневаться в словах Арминиуса, однако все это подозрительно напоминало постапокалиптическое фэнтези с научно-фантастическим подтекстом.

– Ты часто говоришь «мой сир», – Карн, как обычно, обратил внимание совсем не на те вещи, что заинтересовали Мидаса. – И произносишь это с почтением. Так ты зовешь того, кто обратил тебя?

– Да, – коротко кивнул каинит и повернулся к парню. – Его звали Аврелиан. Вы, вероятно, знаете его, как одного из императоров Рима из рода Августов. Но пришел он из глубин времени гораздо более темных, чем могли бы себе представить античные историки.

– Один момент, – Мидас отложил наконец оленью ногу, лишившуюся его стараниями всяких признаков мяса и костяного мозга. – Аврелиан жил через триста лет после тебя, ну примерно. Как он мог тебя обратить? Даже если допустить, что он был вам… каинитом.

– Был, не сомневайся, – Арминиус перевел взгляд на древнего бога. – Ты удивишься сколь много детей Каина среди отцов человеческой истории. Но сейчас не об этом. Аврелиан, как я сначала думал, был великим колдуном. Лишь спустя годы я понял – то была вовсе не магия, а технология, оставшаяся, видимо, от тех же существ, что создали ЛИЛИТ.

– Он мог путешествовать во времени? – если бы брови Карна не скрывались за льняной повязкой вместе с ослепшими глазами, каинит увидел бы, как они поднимаются.

– Мог и делал это, – кивнул Арминиус и поспешил продолжить, заметив на лице Мидаса готовность тут же возразить. – Я знаю, как это звучит и знаю, что совсем немногие из богов способны на такое, не говоря уже о смертных. Тем не менее, это так. Он обратил меня в моем времени и забрал в свое, чтобы обучать как Сол Инвиктус. Затем вернул.

– Сол Инвиктус. Я уже слышал эти слова, – Мидас глубоко вздохнул и привалился спиной к теплой каменной стене.– Еще один орден?

– Армия, – покачал головой Карн, который толи догадался, толи просто вспомнил, почерпнув знания из памяти Левиафана. – Он собирал лучших воинов из разных эпох, обращал и делал из них армию. Чтобы они помогали ему истреблять тварей, пересекающих Завесу. Так?

– В общем, так, – теперь настала очередь каинита удивляться. Впрочем, он довольно быстро справился с разбушевавшейся мимикой, вновь превратив свое лицо в бесстрастную гранитную маску. – Дело в том, что дети Каина неспособны владеть магией, мы мертвы, а потому не можем манипулировать жизненной энергией. А Ордену Ка-Дас нужны были воины. Я не знаю, как Аврелиан вступил в Орден, он Патриарх – один из древнейших каинитов. Однако он фанатично предан человечеству и всегда желал как можно скорее восстановить Завесу. Он рассказал мне все и я согласился.

– А сам Аврелиан еще жив? – Мидас внимательно посмотрел на каинита, мимика которого вновь оживала. – Или если он погибнет, то и ты…

– Нет, – перебил его Арминиус, покачав головой. – Это миф. Но если его настигнет окончательная смерть – я почувствую. Уверен, он жив, но я не видел его больше трехсот лет. Как и остальных Сол Инвиктус.

– И много вас было? – Карн не чувствовал ауру вампира, потому что у него ее не было. Однако парень ощущал что-то другое, будто пустота, которую он видел на месте Арминиуса, вовсе не была пустотой в полном смысле этого слова. Он мог бы поклясться, что улавливает отголоски далеких эмоций – печали и нестерпимой тоски. Эмоции эти будто пробивались к нему через многометровую толщу воды, он едва различал их, точно призрачный шепот в бесконечном хаосе эфирного стрекота.

– Три дюжины, – ответил каинит, вновь уставившись в пляшущее пламя. – Имена многих вам известны. Ахилл, Верценгеторинг, Конан, Спартак, Гильгамеш, Святослав Храбрый, Харальд Косматый…

– …Хорус Луперкаль, – продолжил Мидас, но шутка не была оценена по достоинству ни каинитом, ни Карном.

– Это… несколько переворачивает привычный взгляд на историю человечества, – признался парень. Прозвучавшие имена что-то всколыхнули в его памяти, что-то далекое и грозное. Он знал, что Арминиус говорит правду, Левиафан в нем подтверждал это.

– Каждый второй правитель, воспетый в легендах, каждый третий деятель искусства, создавший бессмертный шедевр, каждый первый… – начал было каинит, но Мидас замотал головой и вскинул руку.