Левиафан. С комментариями и объяснениями

3. Подобно тому как тело оставляет в нашем уме образ своей величины, движущееся тело оставляет в сознании образ своего движения, т. е. идею тела, непрерывно меняющего свое место. Эта идея, или этот образ, есть то, что я называю временем, причем я и в данном случае не отступаю ни от обычных воззрений, ни от определения, данного Аристотелем. Все люди признают, что год есть время, и все же они не думают, что год означает акциденцию, состояние или модус какого-нибудь тела. Вот почему необходимо также признать, что время существует не в самих вещах, а только в мышлении, осуществляемом нашим разумом.

Время существует не в самих вещах, а только в мышлении – здесь Т. Гоббс ставит под сомнение объективность времени. Он был противником субстанциональной концепции пространства и времени. Согласно этой концепции пространство и время представляют собой самостоятельные сущности, независимые от материи. Данная концепция пространства и времени берет свое начало с философии Демокрита, понимавшего под пространством вместилище всех тел в некой пустоте. Длительность пребывания тел в таком пространстве означало время. Согласно реляционной концепции, изложенной Аристотелем и развитой в философии Р. Декарда и Г. Лейбница, пространство и время не существуют самостоятельно, а являются результатами взаимодействия материальных объектов и процессов. Последняя ставит под сомнение объективность пространства и времени. Поэтому здесь Т. Гоббс выступает как сторонник реляционной концепции. Он также отрицает пустоту, под которой в субстанциональных концепциях понималось пространство. Реально существует лишь величина тел, его заполняющих, то есть протяженность. Все остальное есть акциденция сознания или воображаемый образ.

Говоря, например, о временах наших предков, мы не думаем, что после их смерти эти времена могут существовать где-то, кроме памяти тех, кто вспоминает об этих предках. Те, кто говорят, что дни, годы и месяцы суть движения Солнца и Луны, утверждают (так как прошлое движение означает то же, что исчезнувшее, а будущее – то же, что еще не существующее), хотя бы они сами того и не желали, то же, что и я, именно что никакого времени вообще не существует, не существовало и не будет существовать. Только о том, о чем можно сказать: это было или это будет, можно было когда-то или можно будет когда-нибудь сказать: это есть. Что же иное поэтому могут представлять собой дни, месяцы и годы, если не имена представлений, которые образуются исключительно в нашем сознании. Время есть, следовательно, образ, но образ движения. Ведь, желая познать промежутки протекающего времени, мы прибегаем к помощи какого-нибудь движения.

Так, мы пользуемся солнцем, каким-нибудь механизмом, песочными часами или же чертим линию, вдоль которой (как мы себе представляем) что-либо движется. Иначе мы просто не способны воспринимать время. Однако предложение время есть образ движения не достаточно для определения, так как мы обозначаем словом время также понятия раньше и позже, или последовательность в движении какого-нибудь тела, поскольку это тело сейчас находится здесь, а потом там. Исчерпывающее определение времени должно поэтому гласить: время есть образ движения, поскольку мы представляем в движении то, что совершается раньше и позже, или последовательность.

Время есть образ движения – в этой фразе автор имеет в виду, что пространство и время зависят от движения тел: нет времени вообще, а есть лишь время в конкретных материальных системах.

Это определение совпадает с определением Аристотеля, согласно которому время есть число движения соответственно тому, что совершается раньше и позже. Ибо этот счет есть акт духа (animi), и поэтому, говоря время есть число движения соответственно тому, что совершается раньше или позже, или время есть образ считаемого движения, мы говорим одно и то же. Другое же определение, а именно время есть мера движения, является, напротив, не столь точным, ибо мы измеряем время движением, а не движение временем.

4. Пространство называется частью другого пространства, а время – частью другого времени, если последнее содержит в себе первые и, сверх того, еще и другие. Отсюда следует, что в строгом смысле слова частью может быть названо только то, что сравнимо с чем-то другим, в котором оно само содержится.