Первой, кого Август встретил в вестибюле особняка, была родная сестра Филиппа, Присса-младшая. Когда она спустилась к ним по огромной волнообразной лестнице, Август тотчас же ее узнал: развивающиеся каштановые локоны, смуглая кожа и россыпь милых веснушек. Совсем недавно сей облик он видел на Ирвелин, чья внешность подверглась изменениям силами иллюзиониста. Присса оказалась хохотушкой, весьма славной, и благодаря ее писклявому и совершенно беспричинному смеху Август смог немного расслабиться.
Обед должен был начаться в полдень, и новоприбывших повели напрямую в столовую. Вели их по бесконечным однообразным коридорам: направо, налево, снова направо и далеко вперед. Август даже не пытался ориентироваться и запомнить дорогу назад, хотя стоило бы – чем ближе они подходили к столовой, тем мрачнее казались коридоры. Потолочные лампы сменились на восковые фонари, которые пускали по стенам блеклый коричневый свет, и Август решил, что их привели в старую часть поместья – туда, где до сих пор не имелось электричества.
Переступив порог столовой, Август ощутил себя жуком: таким же крохотным и таким же незваным. Столовая была огромной и как будто бы нежилой. Длинные узкие окна впускали синеватый свет, а за ними ровным маршем падал послеполуденный снег. Никого из семьи Филиппа здесь пока не было, по залу сновали только повара в белых колпаках, однако убранства столовой Августу оказалось вполне достаточно, чтобы захотеть отсюда немедленно свинтить.
Тяжелые люстры нависали над длинным столом, вокруг которого выстроились стулья с высокими спинками. Повара заполняли стол кубками и блюдами с серебряными подносами, а по холодным стенам блуждали блики от пылающего очага. Единственное, о чем хорошем подумал тогда Август, так это о том, как его носки приятно разбавляли сей жуткий интерьер. Для этого обеда он одолжил у Филиппа один из его бесцветных костюмов. Ростом Филипп был чуть пониже, и брюки иллюзиониста едва прикрывали у Августа щиколотки, являя миру его ярко-желтые носки с изображением воздушных шаров.
– Куда мне сесть? – шепнул Август Филиппу, когда они шли вдоль пустых стульев.
– Сядешь рядом со мной, на место Нильса.
Перспектива быть на месте Нильса не показалась Августу привилегией, но левитант послушно расположился на твердом сиденьи, полагая, что для остроумных возражений случай был не самый удобный.
Перед Августом лежали начищенная до блеска тарелка цвета слоновой кости, несколько видов кубков – повыше, пониже, поуже, пошире, – острые вилки и тонкие как струны ножи. Август даже приложил к одному ножу свой указательный палец, для сравнения, но тут же убрал, заметив у дверей движение.
Согласно церемониалу, сперва на обед заходили молодые представители рода Кроунроул. Филипп заранее сообщил Августу имена всех членов своей семьи, только вот левитант умудрился забыть абсолютно каждое. Пытаясь вспомнить хотя бы одно имя, Август скованно кивнул младшей сестре Филиппа, которая махала ему с бешеной энергией. Остальные граффы чинно обступили предназначенные для них стулья и сели. На шее граффа, который сел напротив Филиппа, висел ослепительно сверкающий плащ. Этот плащ смотрелся в окружающей обстановке еще комичнее ярко-желтых носков Августа, и левитант не смог скрыть своего уважения, подмигнув странному граффу.
Следом за молодежью в зал стали проходить представители старшего поколения. Мать Филиппа Август узнал сразу – ее дочь, Присса-младшая, унаследовала от матери смуглый цвет кожи и живую мимику. Женщина подошла к Филиппу и мягко похлопала сына по плечу, а после присела рядом. Двое мужчин-близнецов, черные волосы которых были слегка задеты сединой, приходились Филиппу отцом и родным дядей, но кто есть кто понять было пока сложно. Один из близнецов не шел, а плыл по воздуху в паре сантиметров от пола; он же бросил на Августа взгляд, настроение которого было противоречивым – то ли этот левитант поприветствовал Августа с сухим почтением, то ли испепелил его до состояния угольков. Впрочем, долго размышлять об этом Августу не пришлось: последней в обеденный зал вошла бабушка Филиппа, баронесса Присса Кроунроул, и столовую вмиг накрыло тишиной, вязкой как свежесваренный клейстер.
Август был наслышан о ней, и все, что он слышал, оказалось отнюдь не преувеличением. Совершенно седые волосы баронессы были уложены в безукоризненного вида прическу. Несмотря на почтенный возраст, от нее веяло не старостью, а мудростью и лоском. Присса-старшая прошла вдоль стола медленным шагом, который доходчиво иллюстрировал, кто был хозяином в этом доме. Прежде чем сесть, баронесса прикоснулась к спинке стоявшего во главе стула и осмотрела всех присутствующих. На Августе ее взгляд продержался чуть дольше.
До этого дня Август считал себя человеком не трусливым, однако орлиный взгляд этой женщины заставил его сконфуженно втянуть голову в плечи. Чуть дольше она смотрела и на Филиппа, после чего она села также медленно, как и шла, с грацией расправила на коленях белоснежную салфетку и дала знак повару, который ожидал у кухни.