Левый берег Стикса

— Я понимаю, что эти семь — у тебя не последние. Есть еще порох в пороховницах. Но жизнь это тебе испортит сильно. Если идти законным путем, то ждать придется долго. Почти вечно, по нашим меркам. Приостановка деятельности, санация, комитет кредиторов и прочая мутотень. Еще неделя — и банк банкрот. А закон у нас говорит что? Закон говорит, что интересы простого вкладчика — в первую очередь! Посмотришь, что будет твориться уже сегодня. Толпы обманутых будут собираться на улицах, и требовать расправы с мошенниками. Все это мы уже проходили.

— Ты, по-моему, сбрасываешь со счетов хозяев «СВ». Неужели они будут сидеть, сложа руки? Не будь наивным, Иван Павлович!

— Наивным, говоришь? Я, что — похож на наивного?

— Не очень. Но и они — люди не последние.

— Материальчик. Интересный есть материальчик на господ — собственников. Крутой, можно сказать, на много лет тянущий. Они сейчас за рубежом, на курортах, в своих домах. Кто на Ривьере, кто в Эйлате, кто во Флориде. Оттуда преступников не выдают. Я бы на их месте там и оставался. Жизнь и так прекрасна.

— Особенно весной, — подумал МММ, — в мае, когда ягнята молодые, мясо нежное.

— Вернемся к деньгам, — сказал он вслух.

— Вернемся, говоришь? Давай вернемся. Если мы с тобой, Михал Михайлович, договоримся, то деньги твои я тебе верну. Обещаю.

— Это я уже понял. Что в замен, Иван Павлович? Цена какая?

— Цена немаленькая. Ты становишься моим союзником.

— Это запросто. Уже стал. Голову-то мне не морочь. Я тебе, как союзник, на хер не нужен. У тебя союзников быть не может. Только вассалы. Что ты хочешь, от меня Иван Павлович?

Кононенко улыбнулся, медленно растягивая губы. Нехорошо улыбнулся, показав зубы.

— У тебя фракция, — сказал он, ласково. — У меня фракция. У тебя партия и у меня партия. Мое «Вече» и твой блок «Центр» — это сколько вместе будет?

Марусич мысленно подсчитал. Цифра получалась впечатляющей. Очень впечатляющей.

— Скоро начнется каша, — продолжил Кононенко, — настоящая каша. Сценарий понятный. Куча кандидатов в президенты, блоки, временные союзы, торговля голосами. Грызня, как в псарне. Помои друг на друга. Народ повзрослел, подрос, поумнел. Ошибку Кравчука все помнят. Как Макарыч выборы просрал громко и с треском.

Нынче президент уже не такой. И соседи выход подсказали. Смотри, как Борис Николаевич ловко к финишу пришел, хоть на старте спал, что твой медведь. На одном народном страхе перед возвратом коммунистов. Зачем Данилычу паровоз изобретать? Что, у нас своих коммунистов нет? Есть. Игрушечные, правда. Так и в России они ненастоящие, а пугало получилось роскошное. Расскажут баечку, вспомнят тридцать седьмой. Ветераны ГУЛАГА выступят. Коммерсантов попугают тем, что все отберут. Простой народ — тем, что то, что отберут у коммерсантов им все равно не отдадут.

— Господи, Боже мой, — подумал Марусич, — я, кажется, понимаю, что сейчас предложит мне этот мудак. Понимаю. Но, самое интересное, что дело-то у него может выгореть.

— Так, что Михал Михалыч, сам должен понимать, есть революционная ситуация. Помнишь, как у меня дружно бабушки и дедушки за «червончик» к пенсии голосовали? Народная любовь, она даром не дается. Но и больших денег не стоит.

Он улыбнулся, глядя из-под очков.

— По накатанной, Михал Михалыч, по накатанной. Что мы, чужие люди? Договоримся. Не с тобой, так с другими. Леня будет воевать с Симоненко, Мороз искать, к кому поудачнее примкнуть, чтоб показать, что социалисты — грозная сила. Дура эта, конотопская, орать и кликушествовать. В общем — кто во что горазд. Карты все — у Данилыча. Подсчет его. А пока народ разбираться будет — тут и я — простой, доступный, щедрый, на белом коне.

— Джокер.

— Любишь ты, Михал Михалыч, ввернуть что-нибудь этакое. С подвохом.

— Да нет, Иван Павлович, тут подвоха. Джокер — становится любой картой, которой не хватает игроку для выигрышной комбинации. Хочешь — тузом, хочешь семеркой.

— Тузом — приятнее.

— Смотря, как карта ляжет.

— Тут, Михал Михалыч, без вариантов. Как скажу — так и ляжет.

— Промазать не боишься? Сожрут ведь.

— Не боись. Не сожрут. Поперек глотки стану.

— У Папы-то? Не станешь, Иван Павлович, проскочишь, как пельмень. Ты, конечно, мужик денежный, хитрый и во врагах тебя иметь — удовольствие ниже среднего. Но против Папы — ты никто. Деньги и у него имеются, а вот власти такой — у тебя нет. Ему с тобой драться не надо. Он и руки не запачкает.

— Ой, ли?

— Иван Павлович, ну если я о тебе много знаю, как ты думаешь, он знает меньше? И про счета твои и фирмы за кордоном, и про бизнес, и про то, как и за что тебя прозвали «мистер половинка»? Или ты прокурору тоже скажешь, что это сплетни? Ты хоть сам себя спроси — почему тебя до сих пор не хлопнули? Из-за силы твоей? Из-за бабок? Из-за доли, которую ты наверх носишь?