Левый берег Стикса

Марусич смотрел на него через сизый табачный дымок и думал о том, что с этим пауком надо договариваться. Для того чтобы вытащить Андрея, это раз. Для того чтобы вытащить деньги, это два. Для того чтобы разобраться, чего от этого прущего напролом буйвола ждать, это три. И, конечно, для того, чтобы не ошибиться со ставкой в политической игре. Сволочь? Да. Беспринципный, аморальный тип? Да. Но если внимательно посмотреть в зеркало, на самоё себя, то разница есть только в степени проявления агрессивности к окружающим. Что поделать, ну, не принимает современная жизнь высокой морали. Не прижилась она. Аминь. Гнуться перед Кононенко нельзя. Лезть на рожон — тоже. Разные слухи о нем ходят. Плохо складывается судьба у его оппонентов, что в политике, что в бизнесе. Что в жизни. Сплетни, конечно. Но проверять, почему-то, не хочется. Ох, не хочется. Но и на братание не тянет. Остается внимательно послушать. Это не я его, это он меня на встречу пригласил. И есть подозрение, что не только меня. Много встреч будет у Ивана Павловича в связи с событиями вокруг «СВ Банка». И в каждой будет своя заинтересованность. Своя идея. Своя ставка и свой выигрыш. Если бы это не произошло с «СВ Банком», то Ивану Павловичу все равно нужна была бы такая ситуация. Как все смоделировал, пейзанин! Ах, как изящно смоделировал.

Потянется сейчас к тебе череда заинтересованных лиц, как трупоеды по кровавому следу. Кто за долькой малой, кто за денежками своими, кто за документиками, изъятыми в процессе дознания. Тут-то ты и порезвишься. Тут-то ты кого надо — наградишь, кого надо в расход пустишь, а кого надо так возьмешь за яйца, что у них дыхание перехватит. Красавец ты, Иван Павлович, Маккиавели Солонянский! Одного я своим куцым умишком понять не могу — куда смотрит Папа? Ведь и ежу понятно, что не уживетесь. Будет драка. Зачем же Папа дает противнику набирать силу? Знаю, знаю точно, что материалов у силовиков на тебя, Ваня — на три пожизненных и повешение. Но без команды… Самоубийц нет. Никто и никогда по собственной инициативе Кононенко не тронет. Только по приказу Папы. Но, если Папа затянет еще чуть-чуть, то перед выполнением указаний побегут советоваться с самим Кононенко. Вот тогда-то и будут — ягодки.

Кофе, стоявший перед ним, издавал терпкий восточный аромат. Золотистый виски плавил кубики прозрачного льда в бокале. Сигарета догорела почти до фильтра. Кононенко, пригнув голову, расправлялся с молодой картошкой и нежным куском баранины на косточке.

— Люблю весну, — сказал Кононенко, обгладывая тонкую косточку крепкими, чуть желтоватыми зубами. — Ягнята молодые, мясо нежное. Никогда нельзя заказывать баранину осенью. Никакого удовольствия.

— Так ты, Иван Павлович, эпикуреец.

— Эпикуреец, говоришь? Возможно, возможно.

— А ведь он не знает значение этого слова, — промелькнуло у Марусича, — не знает.

Премьер вытер рот салфеткой, промыл пальцы в чаше с водой и лимонным соком и, бросив через плечо: «Зеленый чай с медом!», уставился на Марусича своими серыми, холодными глазами.

— Ну, что, Михал Михалыч? Теперь — поговорим?

— До этого мы молчали?

— До этого мы готовились к разговору.

— Тогда, давай поговорим.

— С начала.

— С начала.

— Этот твой парень, Тоцкий.

— Да.

— Я посмотрю, что можно будет сделать. Поговорю с людьми. Но, как мне сообщили, — Кононенко сделал ударение на слове «сообщили», — он очень важен для следствия. Его показания — это ключ к некоторым сторонам деятельности банка. Особенно, учитывая смерть Краснова и исчезновение Гельфера.

— Ага, — подумал МММ, — а ведь я тебе его фамилию не напоминал. Только что был «тот еврейчик», а теперь вдруг вспомнил.

— Если он будет вести себя разумно, — продолжал Иван Павлович, глядя в глаза Марусичу, — то шансы у него есть. Ты будешь подыскивать для него адвоката?

— Да. Думаю, что я.

— Объясни и ему, что вести себя разумно, это означает говорить то, что спрашивают и не говорить того, что говорить не нужно. Я понятно объясняю?

— Куда уж понятнее.

— Если не будет делать глупостей, то, через годика три-четыре, выйдет вольным, как птица. И с хорошим, обеспеченным будущим. Будет выёживаться — вообще не выйдет. Грехов за ним, как говна за стадом. Это для тебя я сделаю бесплатно.

— А что платно, Иван Павлович?

— У тебя в «СВ», на счетах фирм, почти семь «лимонов» зелени.

— Тебе лучше знать.

— Лучше знать, говоришь? Не исключено. А еще лучше мне знать, что этим деньгам, на текущий момент — полный пи…ец. Платежи прекращены. Все опечатано. Документы изымаются. Не слабо тебя накрыли господа банкиры!

Марусич покачал головой, но ничего не ответил. Он слушал.