Читаем Левый берег Стикса полностью

Левый берег Стикса

— Александр Сергеевич, я не уверен, я абсолютно уверен. У вас на меня, кроме догадок, предположений и косвенных улик ничегошеньки нет. Ну, разве что — пару доносов в загашнике. Просто, обстоятельства переменились. Я, вообще, удивлен, что меня взяли вы, а не ваши коллеги, из ОБЭП. Локти, наверное, кусают.

— Скучаете?

— Не так, чтоб очень. Вот беседую с однокашником, достаточно интеллигентным человеком. Вы меня за прошедшее время ни разу ни по матушке не обозвали, по морде, опять таки, ни разу не ударили. Просто удивительно.

— Чего вы удивляетесь? У нас для этого есть другие люди.

— Ах, да… Вы у нас сегодня добрый следователь, по образу. Вместо того, чтобы сразу приступить к допросу — беседуете.

— Всему свое время.

— Не сомневаюсь. Хотите — предложение?

— Деньги будете предлагать?

— Господь с вами! За что? И зачем? Это не ваш уровень решения вопросов. Что вы можете решить, кроме приличной камеры в вашем СИЗО?

— Иногда, и это бывает важно.

— Можем обсудить стоимость услуги.

— Опять иронизируете?

— Совсем чуть-чуть. Так что, будете слушать?

— Почему нет?

— Отлично. Пока не для протокола?

— Договорились.

— То, что вам нужно, я вам говорить не собираюсь. Тем более что конституция позволяет на себя показания не давать. И адвоката приглашу. А сейчас, под протокол, я могу сообщить об убийстве.

Миронов откинулся на спинку кресла и уставился на Тоцкого с удивлением.

— Вы о Краснове? Так нам известно о его гибели. Хотя и не все понятно.

— Нет, я не о Косте. Убит Артур Гельфер, его зам.

— Я знаю, кто такой Гельфер, — сказал Миронов, озабоченно. — По нашим сведениям он пропал, будучи в командировке, в Москве. С чего вы взяли, что он убит? Может быть, он скрылся?

— Не более четырех часов назад я лично видел его тело.

Тоцкий пытался сдержать эмоции, но при воспоминании об обезображенных останках Артура, оставшихся в кухне Костиной дачи, на глаза у него навернулись слезы.

— Где? — быстро спросил Миронов.

— В летнем доме Краснова. На его даче.

— Послушайте, Тоцкий, если вы тянете время…

— Что стоит проверить? Я сам видел это, Миронов. Я такими вещами не шучу. И еще…

— Что — ещё?

— Я знаю, кто его убил.

Григорий Иванович Кондратюк узнал о том, что Тоцкий арестован «смежниками» по неофициальным каналам, буквально через час после событий в «Приморском», и новости не обрадовался.

Он до последней минуты питал надежду, что хитроумный банкир выскользнет из расставленных силков и забежит куда-нибудь, за синий лес. И без него работы хватало. Слава Богу, разговорчивых по кабинетам было много — записывать не успевали. Цельной картины, конечно, не было, ее и не могло быть без Тоцкого или кого-нибудь еще, того же ранга, но Григорию Ивановичу и не нужна была цельная картина. Более того, она ему была не нужна категорически.

На этом живописном полотне вполне могла проявиться его фигура, и не в виде детали фона, а как часть основной композиции. Или фигура Толика Зуйко. Или генеральские погоны его шефа, Василия Лактионова, а за это можно распрощаться с собственными погонами, причем окончательно и бесповоротно. Или с головой. В общем, и целом, дело было — говно.

«Смежники» тоже не были святыми. Их контора постоянно сталкивалась лоб в лоб с его структурами в борьбе коммерческих интересов, но, в сложившейся ситуации, виноват, окажется не тот, кто виноват, а кого поймали. Так что при одной мысли, о чем может рассказать Тоцкий при желании СБУшникам, Григорий Иванович чувствовал, как начинает багроветь затылок и наливаться кровью глаза.

Он позвонил Зую и буркнул сквозь зубы:

— Зайди!

— А позже нельзя, Гриша? — сказал Зуй, просительно.

— Нельзя, — отрезал Кондратюк. — Зайди.

Через несколько минут Зуйко с обиженным лицом мальчишки, у которого отобрали надкусанную конфету, появился в дверях.

— Ты мне момент истины похерил. Клиент уже дозрел, только сорви…

— Потом сорвешь. Не сбежит.

— И что стряслось?

— СБУшники помели Тоцкого. Взяли в банке, у ячейки.

— Точно?

— Ты что, идиот?

Зуйко сел.