Выйдя из гостиницы, Тоцкий проехал на Набережную по круто спускавшейся вниз, среди парковой зоны, дороге, и, повернув на право, быстро погнал «вольво» на юг. Час был для Киева поздний, машин мало — основной поток едущих на дачи уже иссяк, и до дома МММа Тоцкий домчался за двадцать минут — благо патрули с радарами не попадались.
Охрана у ворот пропустила машину, не мешкая. Тоцкий запарковался на площадке, рядом с «Мерседесом» Марусича — «вольво» казался малышом рядом с массивным черным кузовом, украшенным бейджами ателье «Брабус». У Марусича это называлось — держать линию. Как и в случае с дачей, самому МММу на престиж было плевать, а вот выбиваться из стройных рядов быстро жиреющих слуг народа — он не мог по определению. Положение обязывало. И дом был такой, как обязывало положение, но тут МММ постарался обойтись без особых излишеств — спасал высокий, почти трехметровый забор, закрывающий дачу от внешнего мира. Простой двухэтажный дом, с коваными решетками на окнах, металлочерепичной красной крышей, отделанный по цоколю гранитным бутом. Почти «шале», как говорил сам МММ, но, слава Богу, не совсем.
Марусич встречал его у дверей. Они даже обнялись, и Михал Михалыч похлопывая Андрея по спине, прошел вместе с ним в гостиную, обставленную строгой деревянной мебелью, с кожаными креслами и диваном в углу, у каминной решетки.… Пока домработница разливала по чашкам ароматный чай, а МММ предпочитал на ночь «каркадэ», и раскладывала по тарелкам бутерброды, мужчины молчали. Потом Марусич попросил референта не беспокоить их, как минимум, час, а, вообще, погулять, пока не позовут.
Михал Михалыч выглядел чуть усталым, сказывался перелет, да и годы, наверное, брали свое.
— Выкладывай. Что стряслось?
Тоцкий коротко изложил ситуацию.
МММ слушал внимательно, отхлебывая чай из красивой чашки китайского фарфора, настолько тонкого, что на свету чашка казалась розоватой.
— Значит, слухами земля полнится не зря, — сказал МММ, после того, как Андрей замолчал. — Как я понимаю, уговаривать тебя не лезть в это дело — бесполезно?
— Бесполезно. Тем более что я и так весь в этом деле. А какие слухи, Михал Михалыч?
— Разные. Говорили мне о банке не очень хорошо. В кулуарах.
МММ поднялся.
— Коньяку выпьешь?
— Я за рулем.
— Отвезут. Так коньяку или виски? Или водки?
— Тогда — лучше водки. Со льдом.
— Да, помню. И с лимоном.
— Точно. Михал Михалыч, вы что, не хотите со мной об этом говорить?
— Почему не хочу? Хочу. Только разговор у нас, Андрюша, не сильно приятный получится. В основном — для меня.
— Почему?
— Поговорим — поймешь.
Он вернулся к столу со стаканами в руках.
— А я коньячку, если ты не возражаешь. Для беседы больше подходит.
Он уселся обратно в кресло, приспустил узел галстука и покрутил шеей.
— Говорили мне, Андрей, разное. И про то, что моете вы деньги. И про то, что с оппозицией заигрываете. И про то, что спонсируете не тех, кого надо. А кого надо не спонсируете. И жадные — хапаете, что можете. И проворовались, мол, по всем статьям. Материала на вас всех — библиотеку можно открывать.
— А кто говорил, если не секрет?
— Почему секрет? Совсем даже не секрет. И генеральный прокурор говорил. И замминистра внутренних дел говорил. И министр говорил. И СБУ вниманием не обошло. И депутаты разные, тебе в лицо известные. И прочие официальные лица. Когда я говорю «в кулуарах» ты и сам можешь понять, кто говорил. Кто по дружбе. Кто злорадно. Рекомендовали счета от вас забрать. Вроде, как и команды «фас» на вас не было, но намекали, что достали вы всех, своей активностью на ниве добывания денежных знаков.
— Кононенко работа?
— Может быть и его. Но уверенности в этом нет. Вы ему деньги не носите?
— Я могу и не знать. Но, по-моему, нет. Маловероятно.
— Он, конечно, в силе. Но и на него материалов полно. Только свистни — и разорвут к чертовой матери.
— Так не свистит никто.
— Пока нет. Не все молоко коровка отдала. Но свистнут. Наглеет, Ванечка, не по дням, а по часам. Доиграется.
— Если не он, то кто?
— Андрюша, я же не гадалка с картами. И вы не ангелы. Деньги моете?
— Моем. И для вас, Михал Михалыч, в том числе.
— И не для меня.
— И не для вас.
— Ты не злись. Я тебе не враг. Но, ты же знаешь, вся система построена так, что любого и в любой момент можно — за ушко и на солнышко. Если за вас возьмутся, то ваши ушки торчат из-за каждого угла. Богатые вы слишком. Видные.
— Какие уж есть.
— Да уж, — сказал МММ, — такие и есть. Молодые, ушлые и умные. Сказку про Колобка помнишь? От Кононенко вы, конечно, ушли. Только внимание на себя обратили. На ваш кусок многие заглядываются. И если я, чьи связи с вами неочевидны, получаю столько информации, что вами недовольны, что это значит?
— Это значит, что нами
— Необязательно. Но ты умный мальчик, подумай сам. Довольны — не довольны — это эмоции. Суть — в экономике. Ваши деньги очень кому-то нужны. И ваши предприятия.
— Михал Михалыч, мы не кричали на каждом углу о тех, кому даем деньги. И на что даем.
— Ты знаешь кому?
— Да.