Левый берег Стикса

— Теперь, собственно, ответ на твой вопрос. Вы опасны, но интересны. Рано или поздно, мы придем к вам в страну. С дешевым и коллосальным по объёму ресурсом. Вы будете в этом очень нуждаться. Вы будете задыхаться в своей скорлупе. Вам нужен будет капитал для движения вперед. А мы богаты. И вы будете умножать наше богатство. Что такое банкир? Это просто апргрейд ростовщика. Продукт эволюции. Наглядное пособие для того, кто хочет увидеть, что может получиться из меняльной лавки в результате совершенствования. И в тот момент, когда мы придем, нам очень нужно будет на кого-то опираться. Иметь партнера, доверенное лицо.

Он задумался.

— Агента, если хочешь. Человека, который не сможет отказать, если я его попрошу. На самом деле, мы были бы взаимно полезны. Вам тоже нужен партнер, которому можно верить. Когда вы откроете двери, первые, кто бросится к вам в объятия, будут те, с кем у нас не каждый бы имел бизнес. Извини меня за цинизм, я говорю правду. До сегодняшнего дня я растил себе опору на будущее.

— А сегодня?

— А сегодня, Костя, я точно знаю, что все пошло насмарку. И твой бизнес, и мои планы. Но возник другой фактор.

Он замолчал, потом щелкнул зажигалкой, прикуривая.

— Я потерял партнера, на которого я надеялся. Но я понял, что ко всему теряю друга. Это без пафоса.

Он встал.

— Систему ты больше не интересуешь, Костя. Теперь — это только личные симпатии.

Мужчины внимательно смотрели друг на друга, разделенные столом.

— Я ответил на твой вопрос? — спросил Штайнц.

Краснов медленно наклонил голову в знак согласия.

— Вот и хорошо. Ты вылетишь на Варшаву прямо сейчас. Томаша я предупрежу. Старайся поддерживать со мной связь. Как только ты дашь знать, что семья в безопасности, я разверну деньги.

— Странно, — сказал Краснов, — знаешь, а я совершенно забыл о деньгах. Я совершенно забыл, с чего все началось.

— А я — нет, — сказал Дитер. — Я о таких деньгах не забываю. Наверно мой предок был страшно жадным ростовщиком.

Они вышли из офиса и спустились по лестнице в ангар, к стоящему у ворот самолету.

— У меня есть план, — произнес Штайнц задумчиво, — если получится, мы используем эти деньги, как приманку. Для того чтобы поймать того, кто всю эту схему задумал.

— Поделишься? — спросил Краснов.

— Ты только вернись, — сказал Штайнц, теребя кончик носа, — а я пока подумаю. Там, в самолете, сумка. Фройлян Габи приготовила тебе все, что надо, по твоим размерам. Там же душ примешь.

— В самолете?

— Я же тебе говорил, что очень люблю деньги. — Штайнц улыбнулся. — В этом есть и своя приятность, правда? Удачи тебе, Краснов.

— Спасибо, Дитер.

Славяне, наверное, обнялись бы перед расставанием, а они просто пожали друг другу руки.

Майские ночи, конечно, длиннее июньских, но, все равно, светает рано. Уже в четыре начало развидняться, а в пять стало совсем светло. День обещал быть солнечным и безоблачным. В такой день приятно было бы пройтись по парку или лесу, посидеть с удочкой на берегу реки, выпить бутылочку холодного пива. Или кружечку кваса. Закрыть глаза, подставляя лицо прохладному весеннему ветерку. Чтобы не уснуть, Андрей старался думать о происшедшем, и, пока машина мчалась в темноте, рассекая ночь светом фар, это удавалось. Но с рассветом, мысли стали принимать совершенно мирное направление — сказывалось нервное напряжение и усталость.

Скорость — рискованное лекарство против сна, но при таких обстоятельствах, наверное, единственное. Тоцкий и машина сопровождения шли по трассе под двести в час. В город решили не заезжать, а, сверившись по атласу, ушли на Харьковскую трассу, и в пять тридцать уже сворачивали на лесную дорогу, ведущую к даче Краснова. Андрей хорошо знал подъезды, все-таки был в гостях не один десяток раз. Не доезжая до дома метров двести-двести пятьдесят, он свернул на боковой проселок, чтобы оставить там машины. Подойти надо было максимально тихо. Двое из сопровождающих остались у машин, а другие двое, вместе с Андреем, двинулись к дому. Со стороны это должно было смотреться достаточно смешно — трое мужчин, в костюмах и при галстуках, крадутся по лесу, словно индейцы, по ошибке одевшие вместо мокасин строгие кожаные туфли. Но и Тоцкому, и его спутникам было не до смеха.

Когда через листву стали видны очертания дома и, горящие бледным светом в лучах восходящего солнца, пластиковые шары светильников вдоль подъездной дорожки, Тоцкий жестом призвал спутников соблюдать тишину и сам замер, внимательно оглядываясь.

Было очень тихо, если не считать бодрого щебета проснувшихся пичуг и далекого гула от летящего где-то самолета. Дверь Костиного дома была приоткрыта, одно из окон, выходящих на фасад, разбито. На траве под ним блестели осколки стекла. На полянке, рядом с подъездной дорожкой, в тени старого вяза, стояла белая «Астра» Дианы. Ни звуков человеческого присутствия, ни движения — только бормотание леса.