Я остановилась. Понаблюдала за ней, понаблюдала за остальными — как свободно они держатся и перемещаются в пространстве. И тут я осознала, что вот уже несколько часов совершенно неожиданно для себя испытываю чувство неподдельной радости — и это при том, что у меня пропала мама. Я решила, что должна любой ценой удержать это чувство, не дать ему исчезнуть.
Басы громыхали так, что даже воздух вибрировал. Я отрывалась в танце. Я танцевала как никогда в жизни. Мне очень хотелось верить, что со стороны это смотрелось круто. Может, алкоголь наконец сделал свое дело, но я разошлась вовсю: размахивала руками над головой — да-да, и злосчастной перемотанной рукой тоже — и подпевала, закрыв глаза. Казалось, я плыву в плотной соленой воде. Я была
И тут я услышала смех. Сначала я не обратила на это внимания, но он не прекращался, мерзкое такое хихиканье. Я открыла глаза. Это был художник по стеклу.
— Ха! Что, теперь так танцуют?
И изобразил меня, яростно тряся задницей и молотя воздух кулаками, как будто сражаясь с невидимым противником. И снова хихикнул. Без издевки.
По крайней мере беззлобно.
Но танцевать после этого сразу расхотелось.
Я выдавила из себя улыбку, хотя меньше всего мне хотелось ему улыбаться. Я чувствовала себя щенком, падающим на спину перед здоровенной овчаркой.
Я вышла из гостиной и поднялась на второй этаж. На диване какая-то парочка с закрытыми глазами целовалась взасос. Я успела разглядеть их розовые мясистые языки. Я безучастно смотрела на них. Мне вспомнилась странная брачная игра двух белок, которую я как-то видела по телевизору. Это была программа о животных в Коста-Рике, и белки были просто гигантские. В разгар прелюдии самец вдруг помочился на самку, что привело ее в экстаз, и она принялась танцевать как бешеная. Через какое-то время самец повторил процедуру, и она вновь закружилась в безумном танце. Несколько подобных мочеиспусканий и танцев спустя они наконец-то приступили к спариванию.
Вот уж никогда бы не подумала, что белки такие извращенцы.
Чувак на диване неожиданно приоткрыл один глаз, будто почувствовав, что за ним наблюдают. Я юркнула в туалет и закрыла за собой дверь. Снизу доносились приглушенные звуки музыки. Я уставилась на свое отражение в зеркале. Вид у меня был совершенно идиотский. Бледный и идиотский. Рот полуоткрыт, влажные глаза наполнены жалостью к себе.
— Да горите вы в аду, гребаные художники по стеклу! — прошептала я и повысила голос: — Кому нужно ваше
Последние слова я уже кричала. Я умолкла и огляделась по сторонам. Прокашлялась. Над раковиной висел большой лист бумаги с надписью от руки, но я не могла сфокусировать взгляд, чтобы прочитать написанное. Лист чуть покоробился от влаги. Я представила себе бледное тело Джастина в ванной. Представила, как он принимает душ в обжигающей воде.
Я напрягла зрение. Прищурилась из последних сил и наконец прочитала:
Смерть — самый эффективный способ приспособиться к окружающей среде.
Испытывая легкую тошноту, я открыла дверь, прошмыгнула мимо лижущихся приматов на диване и спустилась на первый этаж. Отыскала свой желтый пуховик в груде верхней одежды и обуви. Хорошо хоть ботинки искать не надо. Я посмотрела в сторону гостиной, затем в сторону кухни. Но все были заняты собой. Трепались, танцевали, заигрывали, бухали.
Выходя из дома, я все думала о той цитате из Фрейда. Правда ли, что смерть — наш способ приспособиться к среде. Если это действительно так, значит,
Суббота, 14 апреля
Когда субботним утром я проснулась одетой на собственной кровати, в своей убогой комнате, в голове стучала одна-единственная мысль. Мысль была столь назойливой, что можно подумать, будто именно она меня разбудила.
Ну конечно! Нужно обязательно проверить! Сейчас же!
Странно, что это мне раньше не пришло в голову. В промежутках между нашими совместными выходными электронная переписка была основным способом связи. А я так увлеклась, проверяя почту отца, что совсем забыла проверить свою собственную!