Лежу на полу, вся в крови

Люди с Аспергером часто проявляют узкие и специфические интересы, которые полностью их поглощают, на которых они зацикливаются.

Я не верю, что это правда.

Я не верю, что это так просто.

Понимаешь, то единственное, что меня действительно занимает, мой интерес к книгам и психологии, вдруг свели просто к симптому заболевания! Да это и не болезнь вообще, хотя я постоянно так говорю — и меня каждый раз поправляют. Нет, не болезнь, а «синдром», «функциональное расстройство», «ряд особенностей характера», «предрасположенность».

Оно и понятно, болезнь ведь можно вылечить. Синдром Аспергера вылечить нельзя.

Многие страдающие синдромом Аспергера привязаны к четко повторяющемуся расписанию и ритуалам — когда мой психиатр мне про это сказал, я почувствовала, как запылали мои щеки. Как если бы он дал бы мне пощечину. Как будто он читал мои личные записи.

Мое расписание мне помогает, оно мне необходимо, это не проблема, а, наоборот, решение! По его мнению, именно изменения в расписании привели к тому, что мне пришлось лечь в больницу тогда, после развода, почти тринадцать лет назад. Я с ним согласилась — и подумала про себя, что нельзя сбрасывать со счетов и то, как ужасно я была тогда расстроена, но вслух я говорить об этом не стала. Может быть, я настолько «ошведилась», что научилась не говорить того, что на самом деле думаю. Это шутка, Юнас. Как видишь, я умею шутить. А умение шутить — это социальный навык. Другое дело, что шутить нужно в нужное время и в нужном месте. Как ты думаешь, Юнас, это вот было нужное место? Нужное время? Ох, это так же сложно, как удерживать равновесие, идя по канату. Так сложно, что ты постоянно падаешь вниз. Видишь, я и метафорами пользоваться могу. Людям с Аспергером сложно воспринимать метафоры и сравнения, сложно шутить и, прежде всего, понимать шутки других. Мой психолог считает, что этот навык можно натренировать, разучить, но даже после долгих тренировок метафоры и шутки остаются неестественными для людей с моим диагнозом.

Однако мне они кажутся естественными. Разве нет?

Похоже, я ничего не знаю наверняка. Ничто теперь не кажется неоспоримым. Я вынуждена переоценить себя, весь окружающий мир, всю свою жизнь.

Меня очень ранит то, что они говорят, будто у меня монотонный голос. Безумно ранит. Я никогда об этом не задумывалась. Я подозреваю, что это должно восприниматься как нейтральная информация, что это просто один из симптомов, а потому не должно меня обижать. Их цель — донести до меня информацию, а не как-то меня уязвить, правда ведь?

У меня монотонный голос, Юнас?

И если да, что мне с этим делать?

Затруднение социальных взаимодействий. Ну да, можно так сказать. Это правильное определение. Так оно и есть. Почему же мне так больно?

Как я уже сказала, диагноз поверг меня в шок.

То есть, нет, пожалуй, сказать, что я была в шоке, — значило бы преуменьшить мою реакцию. Меня накрыло с головой. Я была не в состоянии разговаривать. Не в состоянии общаться. Я улеглась на пол в кабинете психолога и уставилась в потолок, у меня просто не было сил снова встать на ноги. И потом, я не знала, зачем и ради чего мне вставать. Все то, что, как я считала, было частью меня, оказалось просто диагнозом. От меня ничего не осталось.

Им пришлось меня, так сказать, госпитализировать. Так что теперь я госпитализирована.

В психиатрическом отделении.

А я-то клялась себе, что никогда больше там не окажусь.

Все здесь до жути мало изменилось. Как будто не тринадцать лет, а тринадцать дней прошло. Тринадцать часов или минут.

Я помню, как сюда приходила Майя. На ней было белое платьице, которое я привезла из Германии. Помню, как она держала тебя за руку. У нее были две коротенькие французские косички до плеч. Тонкие волосы, каждая косичка толщиной с мизинец. Я помню, как она зашла, как она остановилась в дверях и отказывалась ко мне прикасаться, отказывалась меня обнять, хотя ты так об этом просил. Наверное, я была не самой компетентной матерью.

Я не хочу, чтобы ты рассказывал об этом Майе, я расскажу ей сама. Я не знаю пока, как именно это сформулировать. Я надеюсь, что смогу принять ее через выходные, как всегда, но, может быть, мне стоит быть реалистом и отложить это решение на более поздний срок. Мы обсуждаем выписку в четверг. Да, просто чтобы ты знал, я сейчас на больничном.

Какое длинное получилось письмо, Юнас. Надеюсь, мне удалось выразиться ясно несмотря на мои — теперь официально подтвержденные — сложности в общении. У меня сегодня день рождения, как ты, может быть, помнишь. Сорок пять лет.

Яна.