Лезвие. Книга 2. И прольется кровь (СИ)

А потом, когда вернулась, что-то вновь изменилось. Том стал говорить загадками, стал опять отвечать на ее вопросы, но уклончиво, непонятно. А потом, когда она начала нервничать и настаивать, он замолчал. Насовсем. Джинни отчетливо поняла, что больше никогда не увидит его слов, написанных ровным витиеватым почерком, слов, ради которых она засыпала и просыпалась, слов, благодаря которым перестала чувствовать себя одинокой.

А позже, когда Том все-таки появился вновь, случилось и вовсе странное. Ей удалось его убедить. Именно тогда, когда он вновь непонятно говорил о будущем, заставляя ее душу сжиматься от неизвестности. Он не хотел объяснять, он отгораживался, пока, наконец, не задал судьбоносный вопрос.

- Почему это важно для тебя?

- Потому что я тебя люблю.

Эти слова вырвались из ее уст впервые. Джинни была уверена, что вот теперь окончательно его потеряет, но вместо этого он взял ее за руку и повел за собой в будущее. Так она впервые увидела его лицо, и возврата больше не было.

Он показал ей их судьбу, и она была настолько же красивой, насколько ошеломляющей и невероятной. Тому, 17-летнему юноше, заключенному в страницах старого дневника, удалось научиться существовать вне пространства и времени, двигаться по разным отправным точкам, встречать людей и события, которые он никогда не мог бы увидеть своими глазами при нормальных обстоятельствах. Его магическая сила обескураживала, он мог воздействовать не только словами, но и образами - и это не укладывалось в голове. Оказалось, что именно так они и познакомились там, впереди или сбоку в этом будущем — как угодно. Это была она, Джинни Уизли — юная, но уже не маленькая девочка из многодетной семьи с мыслями о собственной никчемности. Она была взрослой, красивой, сильной, могущественной и - по неясной, но несомненно чудесной причине - интересной Тому. Он увидел ее — и не захотел отпускать. Он взял ее за руку и перевел в другую точку множественного пространства по единственно верной кривой. Так начался их собственный отсчет. Их отношения.

Том любил говорить об этом, как о предопределении, слову "чудо" не было места в его мировосприятии. Ему нравилось управлять всем, до чего может дотянуться, пусть даже силами природы, и мысль о том, что есть вещи, не подвластные его воле, не внушала юноше энтузиазма. По изначальному замыслу, Джинни должна была умереть, передав ему свою жизненную силу. События развивались правильно и логично, неумолимо двигаясь к холодному мокрому полу Тайной Комнаты, девочке Джинни, лежащей на полу, и Тому, стоявшему рядом с ней. В какой-то момент — разумеется, предопределенный свыше — ему стало интересно, какой была бы судьба этой девочки, если бы она имела возможность жить дальше. Он рискнул на это посмотреть. Вот здесь-то и возникла отправная точка, навсегда изменившая их жизни.

Том учил ее всему, что умел сам, а Джинни легко и с благодарностью перенимала его навыки. Вне обычных границ, в бестелесной, но физически осязаемой форме для них ни в чем не было предела. Он передал ей часть своей силы, отметил ее незримой печатью и беспрестанно твердил, что настанет день, когда благодаря ей он вернется в реальный мир. Они, в этой особой временной линии, провели вместе годы, познав друг друга вплоть до самых потаенных уголоков тел и душ. Они спланировали все, тщательно оговорив детали и факторы риска, отсрочив тем самым его возвращение на долгие годы. Ведь девочка Джинни осталась жить, маленький Гарри Поттер вновь стал героем, а Том Риддл, освобожденный из дневника, но не облеченный в физическую форму, вернулся к источнику, отторгнувшему его, когда-то прогнав в крестраж. Таков был план, и он сработал.

Джинни как-то раз спросила у Тома, почему Волдеморт изъял из сознания самого себя, юного, сильного, перспективного, почему отринул и заточил в дневник. Он пожал плечами, окинул ее долгим бездонным взглядом, провел холодным пальцем по ее щеке и ответил:

— Потому что он меня — себя — испугался. Он тоже странствовал по будущему, прошлому и настоящему, и увидел смутный образ... твой образ. Он расценил это как слабость, недопустимую привязанность, решил, что это его погубит и заставить сойти с намеченного пути. Он никогда не признавал чувства и принял решение отделить часть себя, которая вызывала страх. Можешь считать это юношеским максимализмом. Волдеморту очень хотелось быть совершенным, воплощением расчета, логики и беспристрастности, в этом он видел единственный ключ к победе. В результате мы с ним стали разными, а не составляющими целого. Видишь ли, тогдашний лорд Волдеморт думал, что подобным образом обманет судьбу и даже не предполагал, что именно так сделает возможным ее осуществление.

Джинни всегда знала, что это закончится. Неизбежное расставание давало о себе знать каждый раз, когда соприкасались их губы, когда в порыве безудержных страстей сплетались их тела и смешивалась кровь, при каждом взгляде и вздохе. Но в тот день, когда Том рисовал ее портрет, это чувствовалось сильнее всего.