В тот же период, прямо пропорционально взлету Иззи, росла и моя удача. Переломный момент наступил тогда, когда Алан решил опубликовать сборник «Ангелы моей первой смерти». До сих пор не могу понять, почему этой книге сопутствовал такой оглушительный успех. После этого круг моих знакомств значительно расширился, и я общалась со многими писателями, гораздо более талантливыми, чем я. Например, Анна Бурк. Или Кристоф Риделл, особенно с его последними произведениями. Конечно, Фрэнк Катчен. В те дни в Нижнем Кроуси у нас был свой кружок. Не такой многочисленный, как у художников, музыкантов или хотя бы артистов, но писатели редко бывают общительными. Для работы мы предпочитаем тишину уединения, изредка отвлекаемся на встречи с издателями за обедом или на раздачу автографов, а при первой же возможности снова возвращаемся в свои норки. Кроме разве что Фрэнка, которому выглядеть писателем нравилось гораздо больше, чем работать над книгой. Но всегда существуют исключения, и Фрэнк только подтверждал общее правило, умудряясь при этом выполнять исключительный объем работы.
Издаваемое Аланом «Кроуси ревю» в поисках авторов обычно не выходило за пределы Нижнего Кроуси, но весьма скоро из студенческой газеты это издание превратилось в один из самых популярных журналов. Следующим закономерным шагом для «Ист-стрит пресс» стал выпуск книг. Алан прозондировал почву выпуском романов Таммы Джойстин «Зимовка», «Пыль» и «Мечты и письма любви», а также сборника стихов Кристианы и только потом принялся за мои сборники коротких сказок. Первые две книги были довольно удачными для местного издательства, окупив затраты на печать за шесть месяцев продаж. Потом появились «Ангелы моей первой смерти» и всё изменилось.
Я получила так много денег от продажи сборника в мягкой обложке, последующих переводов и прав на сценарии, что почувствовала себя преступно богатой. С такими средствами я могла позволить себе купить целый дом, но предпочла остаться в квартирке на Уотерхауз-стрит, а почти все деньги вложила в учреждение Детского фонда.
Я пишу это не ради того, чтобы похвастаться. На самом деле, если выбирать между вечной памятью и фондом, я бы без колебаний выбрала фонд. Я верю в то, что пишу в своих книгах — я не могу не писать, — но раз уж это занятие приносит большие деньги, то пусть оно служит фонду и поддерживает его хотя бы до тех пор, пока у меня не пропадет желание сочинять сказки. И то, и другое служит одной цели: дети такие же люди, как и взрослые, и у них есть свои права, этого нельзя отрицать. И фонд, и сочинительство призваны просвещать людей. Но фонд всегда будет занимать главенствующее место, поскольку он помогает нуждающимся. Я бы сама отдала всё на свете, чтобы иметь возможность попасть под опеку фонда, а не жить с моими родителями.
Завтра я уезжаю на остров к Иззи. Я очень волнуюсь. Уже три раза упаковывала и распаковывала вещи. Хотелось до отъезда закончить ту новую сказку, над которой я работала, но никак не могу сосредоточиться. Может, просто написать: «А потом они все умерли. Конец»? И так и оставить. Это не будет хуже того, что я уже написала. Но кто знает? А вдруг поездка к Иззи поможет мне ожить? В ее обществе случаются и более странные вещи, это я могу сказать абсолютно точно.
Я чувствую себя как никогда превосходно. Иззи не раз предлагала мне поселиться вместе с ней на острове, и, если бы мне всегда было так хорошо, как сейчас, я бы не раздумывала. Но с каждым часом становится всё труднее находиться рядом с ней и не сметь признаться в своей любви. Признаться в том, что я хочу близости между нами. Не могу сказать, что она ханжа, но совершенно точно знаю, что мысль об однополой любви вряд ли ее обрадует.
Я вспоминаю один случай, когда мы с Иззи проходили мимо кафе на Ли-стрит и увидели за столиком в тени дерева двух обнимающихся женщин.
— Господи, — воскликнула Иззи. — Почему они занимаются этим на публике?
— Мужчины и женщины часто так поступают.
— Да, но между мужчиной и женщиной это нормально. Я даже не могу себе представить, как можно целовать другую женщину с такой страстью.
Я тогда промолчала. По правде говоря, я даже не уверена в том, что сама склонна к лесбийской любви. Меня не привлекают мужчины, но и женщины тоже. Я люблю только Иззи.
Мне нравятся работы, созданные Иззи за последние несколько лет, но я всё равно скучаю по ее прежней манере. А может, я просто скучаю по ньюменам.
Иззи говорила, что они появляются из такого места, где раньше у них были другие истории, так они сами говорили ей, и это всё, что они помнят. Но все мы живем в своих историях — я, вы, каждый из нас. Некоторые истории проходят у всех на виду, другие — скрытно, как моя любовь к Иззи. Когда мы в конце концов уходим под землю, истории продолжаются. Не вечно, но некоторое время. Это, по-моему, своего рода бессмертие, но имеющее свой предел, как и всё на свете.