Лезвие страха

Женщина в кресле расхохоталась. Звучало это так, словно за низким окном промаршировал взвод латников в полном боевом облачении, при этом чудовищная грудь ее под тонкой кольчугой заколыхалась, как будто внутри этих шаров прыгало целое стадо бескрылых тушканчиков.

— Внуки, скажешь тоже… Маленький ублюдок не способен даже в кулак сгонять по-доброму, по-мужски, не то что присунуть какой-нибудь девке. Только хвастовство, да бравада. Такая уж нынче молодежь пошла бестолковая. Из-за этого и валяется сейчас на столе перед тобой, как падаль. — Женщина длинно сплюнула на пол и надолго приложилась к внушительному кувшину с пивом.

Виктория сделала еще один надрез и замерла, с недоумением оглядывая раскрытую грудную клетку. По ее телу пробежала волна странного озноба.

«Этого не может быть…»

Она заставила себя успокоиться, взяла специально отточенное лезвие и подцепила самым кончиком сердце. Сердце не билось. Из перерубленной наконечником копья аорты не вытекала кровь. Но тем не менее парнишка был жив! Он часто втягивал воздух носом, уголки синих губ его периодически судорожно подрагивали.

Виктория, чувствуя, как немеют кончики пальцев, взяла зажим, отогнула кожу на правой стороне груди, и опять замерла. С правой стороны, под ребрами в неглубокой выемке над легким бился небольшой комочек, весь опутанный белесыми пульсирующими нитями. Нити уходили прямо в легкое. Там, где нить входила в ткань, образовывалось плотное черное кольцо.

Виктория некоторое время тревожно переводила взгляд с остановившегося сердца на судорожно бьющийся непонятный орган, затем решительным движением взяла иголку и нить.

— Так кто ты говоришь был его отец? — Она задала вопрос, стараясь, что бы голос ее не дрогнул.

Большая Ма с грохотом опустила кувшин на стол и вытерла пену тыльной стороной ладони.

— Его отец? Его отец был такой же ничтожный проходимец. Весь увешанный разноцветными лентами, он только пил, играл в кости и пристраивался к каждой шлюхе. Мерзкий сын джайлларской свиньи. Четыре раза я вынашивала от него ублюдков, а выносила лишь одного. Пару раз чуть не померла, да светлый господь наш Иллар, наградил меня здоровьем. — Ма опять расхохоталась и согнула руку, любуясь собственным чудовищным бицепсом. — Его звали Разноцветный Ер, он любил все блестящее и одевался как бантуйский факир. Он ползал по мне, как букашка и визжал, когда делал это, как весенний летучий кот… Я задавила его собственными руками, когда застала в нашей постели шлюх с того берега реки…

Виктория поморщилась. Она никак не могла привыкнуть к этой огромной женщине, с лицом рассерженной мантикоры. В Тихом Доме Вивлена, сообществе воров, убийц и наемников всех мастей, Большая Ма всегда была в особом почете. Ее доходы позволяли нанимать лучшие мечи воровского мира, ее банда держала в страхе весь ночной город по эту сторону реки Тойль-Диа.

— Значит отец Руми был всего лишь жалким франтом? — Виктория закончила зашивать рану, и стараясь не думать о пульсирующих нитях внутри раненого юноши, влила ему в рот несколько капель особой настойки.

— Да, девочка моя… Он так и не научился держать меч, да и не носил его никогда. Он боялся лошадей и оленей, и все его достоинство заключалось лишь в умении спеть хриплым голосом под лютню пору старинных воровских баллад. Зачем я прожила столько лет с этим форелнским козлом — так и не пойму… — Она закончила и снова подняла кувшин.

Виктория знала ответ, но промолчала. Вместо этого она собрала инструменты в корзину, тщательно вымыла свои изящные руки и поправила подушку с травами под головой у раненого. Теперь парнишка просто спал. Дыхание его выровнялось, черты лица разгладились, и выглядел он почти как обычный спящий подросток.

«Они совсем не похожи. Ни капли от матери…»

Виктория еще раз осмотрела его лицо — высокие скулы, широкий низкий лоб с пятнами прыщей, мягкую припухлость губ. Виктория постаралась выбросить из головы видение пульсирующих белых нитей, уходящих, словно пронзающих, нежную легочную ткань.

— Ты уверена, что именно Разноцветный Ер был его отцом?

Большая Ма поперхнулась пивом, отставила кувшин и подозрительно уставилась на Викторию.

— Может был, а может и нет… Я спала с многими мужчинами. А на что тебе его родословная?

Виктория примирительно улыбнусь и присела рядом. Большая Ма возвышалась над ней горой, она шумно раздувала ноздри, крошечные золотые колокольчики в копне ее черных грязных волос едва позвякивали.

— Я врачую людей, Молли… Вот так. Для этого мне надо много знать о них. Каждая рана имеет свою историю, каждая болезнь — свое начало. — Она старалась тщательно подбирать слова. — Без этого лечение невозможно. Острые ножи, удивительные зажимы и тайные настойки — это еще не все. Я хочу многое знать о людях.

Большая женщина напротив серьезно кивала головой. Затем, тихо почти шепотом спросила:

— Мой мальчик будет жить?

Виктория посмотрела на юношу.

— Да, Молли, он будет жить. Теперь расскажи мне, как это произошло?

Большая Ма посмотрела на сына и вздохнула.

— Как я зачала этого ублюдка? Или как Армельтинец Ягр нанизал его тушку на свое копье?