Лезвие власти (СИ)

—В странные игры играет ваш хозяин… Гнева Великого Герцога не страшитесь? Я, вроде как, добровольно вызвался, и слово свое держу… А монах Дибо мне, господа корсары, и не хозяин вовсе… Мне надо к Фердинанду явиться, воюет он где, или раков в пруду ловит. — Аттон улыбнулся вожаку.

—Ну-у, так дело не пойдет, армельтинец… — Громила легко вскочил на ноги и сделал пару шагов назад, зайдя за спины головорезов.

Ближайший к Аттону стрелок уже истекал потом, стараясь удержать тяжелый арбалет, направленный на цель. Аттон, все это время прислушивавшийся к далеким странным звукам, приблизительно установил, где наемники оставили своих лошадей. Он напрягся, собирая все силы для мгновенного броска, внутренне представил траектории полета стрел и сосредоточился на низкорослом черноусом аведжийце, ниже всех опустившем арбалет.

Краснолицый громила поднял руку для команды. По его лицу пробежала легкая тень сожаления.

—Я не могу отступить. Мы уже послали весточку о твоей находке. И к тому же… Наверное, я все равно приказал бы убить тебя, армельтинец. Отомстил бы за Щуколова, да и шлюхам было бы что рассказать в таверне… Вот и все, Птица-Лезвие! Твой черед отправляться к Джайллару! Передавай привет Гайсеру, если встретишь…

Аттон рванулся в сторону, брошенное им лезвие глухо чавкнуло, войдя в переносицу усатому стрелку. Арбалет его дернулся, толстый зазубренный болт пробил горло стоявшему напротив корсару. В мгновенье вся поляна пришла в движение. Аттон, бросив все четыре лезвия в разные стороны, метнулся обратно к мешку, арбалеты взвизгнули почти одновременно с предсмертными криками. Пока ошеломленные корсары оторопело таращились по сторонам, Аттон уже бежал, что было силы продираясь сквозь колючий кустарник.

96.

Алан Сивый плевал себе под ноги и с мольбой в глазах поглядывал на капрала.

—Господин капрал, ну что... Ну, хоча бы чарку одну... Как за Норк выйдем, тама ведь толь­ко воду пьют, безбожники...

Остальные мечники зашумели, с тоской глядя на корчму. Рыжий как огонь, без единого седого волоска, пожилой капрал, по прозвищу Людоед, потряс перед носом у Сивого огромным мозо­листым кукишем.

—Во, видал! Это тебе чарка, рыбий глаз... Авотэто... — Людоед показал остальныммечникам многохвостую плеть из жил мантикоры, — А это вам девки гулящие... Никак на войну идем. Лейтенант придет, толку, что молодой... Как начнет вам, пьяным, кулачищем зубы считать, да и мне за одно, что не углядел...

—Так это, господин капрал, воевать-то рыцари будут... — Сивый махнул рукой на железную панту, стоящую в стороне, на пригорке. — А мы что? Мы и пить то не будем, чуток, только... И травки пожуем сразу...

—Все ты не уймешься, рыбий глаз... Сказал нет, значить нет... — Людоед повернул голову и заметил сигнальщика с зеленым флагом, объезжающего на олене ряды войск. — Становись, за­разы... Сейчас выход трубить будут.

Сивый, посмотрев в сторону сигнальщика, подпрыгнул отдосады...

—Эй, господин капрал, это что... Жалованье получили ведь... Это, какжетак, в бой с пол­ными карманами идтить?

—Эх, рыбий глаз... Какой ты прямо змей степной... Ну бери баклагу и бегом... В корчму и обратно... Не помирать же, при таких деньгах...

97.

Восседая на огромном белом олене, король Могемии и Боравии осматривал поле выбранное им для решающей битвы. За спиной короля зеленела свежей молодой листвой дубрава, а впереди рассти­лалась ровная степь, покрытая жесткой колючей травой. Армия Фердинанда из четырех кон­ных бригад и бесчисленных отрядов пехотинцев приближалась с юга, неотвратимо, как осенняя буря. Король посмотрел на свои войска, расположившиеся на кромке леса, и покачал большой седой головой.

Его собственная армия насчитывала до пяти тысяч человек, из них едва ли не половину составляли ремесленники, крестьяне и прочий сброд. Вся Боравия присягнула на верность Фердинанду, а марки­зы Суолларра и Готтолаора предали его, беспрепятственно пропустив аведжийцев. Да что там говорить, его бароны позорно бежали со своими дружинами... Но у короля еще остались верные люди, и теперь головы предателей, насаженные на колья, украшают вход в его шатер.

Проезжая мимо своих солдат, король напялил на голову шлем в виде медвежьей головы. Меч­ники и копейщики, рыцари и простолюдины, смотрели на него одинаковыми взглядами, в кото­рых король видел преданность. Простые люди всегда любили его. Король Венцель Добрый... Король-сумасшедший… Король-пьяница… Он разбрасывал во время праздников горсти монет вокруг себя, и выпив лишнего, а по-другому он и не пил, выходил под бурю оваций бороться с любым желающим, и всегда щедро вознаграждал победившего его. Он миловал преступников, и даровал свободу каторжникам. Люди, ненавидевшие своих лордов, жили, подчас, одной лишь надеждой, что где-то в замке Барга, живет добрый и справедливый король. Теперь они, оставив свои дома, пришли и встали под его знамена.