Лезвие власти (СИ)

Аттон задумчиво почесал нос. Ему хотелось сказать что-либо, в благодарность этому странно­му человеку, но ничего подходящего в голову не приходило.

— Ты не спрятался за волов, не побежал от смерча...

— Ты тоже... — Мерриз подшил последний лоскут, и улыбнувшись, извлек откуда-то грязный комочек спутанных кожаных шнурков и кинул Аттону.

— Возьми, ты обронил это.

Аттон подхватил послание Торка и подозрительно уставился на Мерриза. Тот загадочно улыб­нулся.

— Не бойся. Я не читал. Доверься слову моему, как доверился рукам моим, ибо слова и жесты мои суть едины...

Аттон сжал комочек в кулаке, и тихо, так, чтобы не услышали у костра, произнес:

· — Ты монах... Из далекой обители Долгор...

Мерриз улыбнулся в ответ.

— Ты обвиняешь меня в святости?

— Ты за мной через пустоши...

— Угу… А до этого, шел за тобой до Тарра. Я думаю, что нам обоим есть что скрывать…

Аттон обернулся и посмотрел на Файю.

— Он знает, что ты монах. Но знает ли он, откуда ты?

— Для того, чтобы верить, знание не обязательно, порою, даже вредно... Файя платит долги. Мне. Тебе... Скажи, Птица-Лезвие, а огры, они какие?

Аттон потемневшим взглядом уставился на Мерриза, но тот смотрел на него чистыми мальчи­шескими глазами, так, как сам Аттон смотрел когда-то на своего отца, вернувшегося из очеред­ного путешествия. Он задумался.

— Они... Они сильные, честные, глубокие... Не такие, как мы... В них нет коварства, озлоб­ленности. Они другие...

Мерриз, совсем как мальчишка, смотрел на него широко раскрытыми зелеными глазами.

— А других нелюдей ты видел?

Аттон кивнул:

— Видел… Эльфов. Гремлинов. Тварей Холода... Неужели, ты, странствую по Лаоре, не встре­чал никого?

Мерриз помрачнел.

— Да нет. Как-то не довелось. Людей вот повидал всяких, и таких, что покажутся страшнее любого огра.

— И такое бывает... — Аттон встал, прошел к костру, и натянул на себя сырые штаны и рубаху. Потом вернулся к Мерризу.

— Ну ладно, монах... Ты спас мне жизнь. Если позволят духи Иллара, я верну тебе долг... Но теперь скажи мне, не моей ли дорогой ты идешь?

Мерриз встал, поправил висящие по бокам мечи в ножнах из черного дерева, накинул плащ и расправил плечи. Перед Аттоном стоял суровый и жестокий монах из далекой загадочной обители.

— Наши дороги пересекались, Птица-Лезвие... Дороги людей пересекаются не по их воле, а по воле Всевышнего. Ибо только ему ведомо, куда вьётся спираль Бытия. Я подставил тебе плечо помощи. Может, в какой-то точке пересечения, ты выдернешь мою голову из грязи...

— Ты святой... Я знаю, монахов Долгора выпускают в мир только, после того как они свершат подвиг во имя Иллара, и обретут святость... Если ты скрываешься, значит тому есть повод. Но я не хотел бы, чтобы ты становился у меня на дороге…

Мерриз промолчал. Он вытащил серебряную цепь и заплел волосы в толстую косу. Потом дос­тал из своего мешка моток суровой нитки и огромный ржавый крючок.

— Хочешь рыбки? Здесь должна быть замечательная рыбалка!

Аттон улыбнулся и покачал головой. Суровый монах исчез. Перед ним стоял азартный маль­чишка, с горящими от возбуждения глазами.

— Лови. Надоела солонина, подавись ею джайлларские свиньи... — он заметил, приближа­ющегося к ним по берегу озера человека, и, махнув рукой Файе, пошел на встречу.

Рыбак стоял перед голым Крабом, и сокрушенно качая головой, не отводил взгляда от черного лезвия секиры. Файя неистовствовал:

— Что ты несешь, Джайллар тебя забери! Какие, к свиньям, Ваши Превосходительства? Я подданный Великого Герцога Аведжийского Фердинанда, и срать хотел на всех ландграфов с маркизами, вместе взятых... Я Арукан Бодиус Виктор Анжелика Файя! Я все ихние регалии у себя в нужни­ке вешал! К моему батюшке сам банкир Сигизмунд Монтесса, со своим братом Соломоном за­хаживали, пропустить стаканчик. Да я...

— Подожди, Старый. — Аттон прервал поток ругательств и обратился к старику. — Повтори еще раз, почтенный, что велел тебе передать тот самый, на коне?

Рыбак потупился, морщинистое лицо его подергивалось от страха.

— Господин велел передать господам купцам, что бы они оставили свой товар и ... — Он взглянул на побелевшие пальцы Краба, сжимающие секиру, и замолчал.

— Продолжай, почтенный, не бойся. — Аттон ободряюще похлопал его по плечу.

— Чтобы господа купцы, значить, бросили свой товар и катились в свою Аведжию, пока целы. — Старик выпалил все одним духом и вжал голову в плечи, словно, ожидая неминуемой страшной смерти. Аттон спокойно посмотрел на взбешенного Краба.

— И что же, господа эти — разбойники?

Старик, осознавший, что убивать его сейчас не собираются, бодро замахал головой.

— Нет, что вы, господин купец... Я же говорю. Войско это, ландграфа нашего... Все в форме, с гербами, и рыцарь, тот что передать велел, на коне, важный такой... В латах... Маркиз, гово­рит.

— А что, старик. Может война, какая началась? Мы долго в пути уже...

— Нет, господин купец... Не было войны. Вот змей вчерась прошел, небесный. Рыбы из озер вымыло, страсть как много. А про войну не слыхали ничего...

Аттон посмотрел на Файю.