Лезвия и кости

"Тебе придется подождать до маскарада", — сказала она с озорным блеском в глазах.

Я закатил глаза, но мое сердце потеплело при виде ее.

Мое. Она моя.

Я заплатил за платье, и мы вышли из магазина, держа в руках пакет с одеждой. Я не мог отделаться от растущего чувства предвкушения. Мне нужно было, чтобы она знала, что я имею в виду все, что говорю, что я хочу, чтобы все знали, что она принадлежит мне.

"Сиенна, я…"

Я оборвал себя, как только мы въехали на подъездную дорожку к таунхаусу. Украшения к Хэллоуину, которые Сиенна старательно развесила, лежали в руинах. Тыквы разбиты, фальшивая паутина сорвана, а жуткие фонари, которые она развесила по двору, разбиты, их осколки валяются на газоне. У меня в животе завязался холодный узел от злости и неверия, когда я осознал масштабы вандализма.

Сиенна задыхалась рядом со мной, ее рука в шоке поднеслась ко рту. "Что здесь произошло?" — прошептала она, ее голос был едва слышен из-за шума двигателя машины.

Когда я заглушил двигатель, тишина, окутавшая нас, была тяжелой, наполненной тяжестью того, что мы видели. Мы вышли из машины, медленно, почти неохотно, оценивая ущерб.

Передний двор представлял собой сцену опустошения. Это выглядело как преднамеренный акт злого умысла, целенаправленное уничтожение того, что приносило ей радость. Я почувствовал прилив защитных чувств к Сиенне, зная, как сильно она любила эти украшения, сколько усилий приложила, чтобы дом выглядел празднично. Видеть, как опускается ее лицо, когда она осматривает обломки, было как удар по нутру.

Мы зашли внутрь, надеясь, что повреждения ограничились внешним видом, но картина была не лучше. Украшения внутри были разорваны и разбросаны, а аккуратная расстановка, которую мы создали, превратилась в хаотичный беспорядок. Кто-то прошелся по дому, намереваясь разрушить, омрачить то прекрасное, что она построила.

Стоя среди остатков наших украшений, я ощутил глубокое чувство оскорбления. Это был не просто мелкий вандализм; это было личное, прямое нападение на святилище, которое мы создали.

Донован.

Разочарование Сиенны было очевидным, ее плечи опустились в знак поражения.

Я потянулся к ее руке и осторожно сжал ее. "Мы все исправим", — пообещал я, хотя слова показались мне пустыми.

Я крепко сжимал телефон, сердце колотилось. Я оставил Сиенну в гостиной, когда она начала собирать осколки стекла; я не хотел, чтобы она подслушала разговор, но все равно не мог оторвать от нее глаз. Я набрала номер Донована, с каждым звонком усиливая накатывающееся внутри меня напряжение.

Как только он ответил, я не стал затягивать с ответом. "Что, черт возьми, произошло в моем доме, Донован?" потребовала я, изо всех сил стараясь сохранить голос ровным.

"О чем ты говоришь, Эдриан?" — спросил он, его тон был защитным.

"Декорации, дом — все разгромлено. Это ты сделал?" спросила я, чувствуя, что подозрения усиливаются.

"Я понятия не имею, о чем ты говоришь. С чего бы мне крушить ваш дом?" В голосе Донована слышалось раздражение.

Но это была ложь.

Я знал, что это ложь.

Мой гнев закипал во мне, и мои слова прозвучали как холодная, жесткая угроза. "Если ты еще раз приблизишься к ней, Донован, клянусь, я сделаю так, что ты пожалеешь об этом". Теперь мне было не до рассуждений.

Донован громко и отчетливо рассмеялся. "С чего бы это? Зачем позволять какой-то девчонке встать между нами?" — спросил он, в его голосе звучало недоверие.

"Она не просто какая-то девчонка, Донован", — сказал я низким голосом, надеясь, что он уловит предостережение в моем тоне. "Сиенна всегда была всем. И наши проблемы не имеют к ней никакого отношения".

"Да, имеют, Адриан. Ты никогда не обращал на меня внимания так, как на Сиенну. Может быть, если бы она исчезла из нашей жизни, ты бы наконец обратил на нее внимание". Его слова были как кинжал, обнажив глубины ревности, которые я не осознавал до конца.

Прежде чем я успела сказать что-то еще, Донован завершил разговор, оставив меня смотреть на экран, а его слова эхом отдавались в моей голове.

Что, черт возьми, это должно было значить?

Он угрожал ей?

От одной этой мысли у меня по позвоночнику пробежала дрожь. Сиенна и так через многое прошла, и меньше всего мне хотелось, чтобы она жила в страхе, особенно из-за моего брата. Но в то же время я разрывался. Скрывать от нее что-то столь важное было не по мне, но мысль о том, что она будет постоянно бояться, была невыносима.

Я буду скрывать это от нее, по крайней мере пока. Приоритетом была ее безопасность, и мне нужно было время, чтобы понять, как справиться с Донованом, не причиняя Сиенне лишнего стресса.

Я убрал телефон в карман и вернулся в комнату, где находилась Сиенна. Она уже приводила себя в порядок после вандализма, ее движения были целенаправленными, но на лице читалась печаль. Наблюдая за ней, я вновь почувствовал решимость защитить ее, не дать ее миру омрачиться тенью наследия моей семьи. Я тихо подошла к ней, взяв на себя часть уборки и молчаливую поддержку. Важно было сохранить видимость нормальной жизни, не позволить событиям прошлой ночи и сегодняшнего утра омрачить нашу жизнь.