Лгунья

Он тогда только начал стажироваться продавцом на фирме, бывшей некогда семейным бизнесом, но несколько лет назад потерянной. Мой отчим рассматривал это как очередной признак упадка: старые, авторитетные фирмы съедались новыми хитрыми бизнесменами, такова была практика современного бизнеса. Это его глубоко огорчало. Тони, который как раз представлял собой идеальный экземпляр хитрого современного бизнесмена и который без тени сомнения продал бы семейную фирму, не сделай этого раньше его дядя, улыбнулся и посмотрел на свои ногти, — такая у него манера, способ отстранения. Ногти у него всегда безупречно подстрижены. Мне казалось странным, чтобы мужчина так старательно ухаживал за ногтями, подпиливал, сдвигал кожу у основания. Самой мне никогда не приходило в голову заниматься ногтями. Я их обгрызала по мере отрастания, или они сами ломались. Все у нас наоборот получается. Это мне бы надо волноваться по поводу грязных стульев и полировать ногти, а не ему.

— Этот парнишка далеко пойдет, — изрекал мой отчим. Он мгновенно проникся симпатией к Тони. К нему все проникались симпатией. Они вели бесконечные разговоры о машинах. Маме он тоже нравился. «Какой очаровательный молодой человек», — говорила она, и шея у неё краснела. Поскольку она была старше него, и ещё оттого, что причиной, по которой он столь часто к нам наведывался, был его ничем не объяснимый интерес к моей персоне, она считала себя вправе немного пофлиртовать. При нем она то и дело заливалась краской и хихикала. Он подходил им по всем статьям. Подходил намного больше, чем я. «Тони зайдет в выходные?» — спрашивали они с надеждой. Они его баловали. Он был страшно обаятельный. Он поддерживал их взгляды на мир и на самих себя. Их удивляло и приводило в восторг, что я ему нравлюсь. Благодаря этому они и сами стали смотреть на меня по-другому, с бoльшим одобрением.

Это, конечно, загадка. Почему я ему понравилась? Мы были знакомы каких-то десять минут, а он уже пригласил меня в кино. Когда я сообщила матери: «Я сегодня вечером иду гулять с тем мальчиком, которого встретила в холле», она терпеливо улыбнулась и сказала: ладно, только возвращайся не слишком поздно, потому что миссис Такая-то, хозяйка гостиницы, запирает двери в половине одиннадцатого.

Не помню, какой мы смотрели фильм. Там без конца гонялись друг за другом на машинах, — довольно скучное зрелище, но тогда мне было не до кино. Еще до начала рекламы Тони обнял меня за плечи. Он не отрываясь смотрел на экран, как будто поведение его руки совершенно его не касается, будто он не имеет к ней ни малейшего отношения. Мне было и тревожно, и любопытно, но больше любопытно. Когда начался сам фильм, он вдруг повернулся, лицо его нависло надо мной, устремилось навстречу, как огромный черный дрозд, и он впился мне в губы. Его губы оказались приятными на вкус, пахли мятой и чем-то менее чистым, этот запах был сильнее. Мне было интересно. Он довольно неуклюже положил мне руку на левую грудь и ритмично сжимал. Когда прошел первый панический ужас оттого, что меня там трогают, это же запретное место, ко мне никто ещё так не прикасался, я решила, что мне это вовсе не нравится. У меня так и не хватило духу намекнуть, что он мог бы по-другому до меня дотрагиваться, нежнее, более эротично. Когда кино закончилось, он проводил меня до гостиницы, то и дело останавливая и прижимая к стене. Я приняла это за страсть. Старалась как можно больше запомнить, чтобы рассказать об этом моей подруге Дженифер. Мысленно оглядываясь назад, я думаю, что вела себя очень покорно. Делала все, что хотел Тони. Я не знала, как ещё можно себя вести. И к тому же, не видела смысла делать что-то иначе. Однажды он пожаловался:

— Ты никогда ничего не предложишь! Почему ты никогда не берешь инициативу на себя?

И тогда я предложила вместо кино пойти прогуляться.

— Прогуляться? — спросил он. — Куда? С чего это тебе приспичило гулять? Я не люблю ходить пешком.

— А я люблю, — сказала я.

И мы пошли в кино.

Однажды я попросила его не приезжать на выходные, отложить до следующих. Наверное, он мне немного наскучил. Хотелось провести уик-энд одной. Его реакция меня напугала. У него был такой вид, словно я его ударила.

— Ты не хочешь, чтобы я приезжал? — спросил он. Потом надулся. Потом взорвался. Обвинял меня во фригидности, говорил, что я эгоистичная сука, что лгу ему. Возможно, так все и было. Мне всегда было трудно защищаться в спорах с Тони, так как в главном я с ним соглашалась. А если не соглашалась, то только потому что его обвинения были настолько абсурдны, что я просто лишалась дара речи. В общем, после этого разговора мы обвенчались.

Много лет спустя я его об этом спросила.

— Помнишь, тогда, в Ковентри, — сказала я. — Почему ты хотел со мной снова увидеться?

Вопрос его разозлил.

— Наверное, потому что ты мне нравилась. А почему ещё люди хотят с кем-то снова увидеться?

— Но почему я тебе нравилась?

— Не знаю. Много почему.