Лгунья

На углу расположилась итальянская булочная с одним-единственным кованым железным стулом за круглым столиком на улице. Я стремглав несусь к ней, чувствуя, как по телу струится пот. И дело тут, пожалуй, не только в температуре. Усаживаюсь на стул и, уронив сумочку на стол, перерываю ее содержимое в поисках мятой пачки гигиенических салфеток, после чего промокаю с затылка капли пота, прикладываю к уху телефон и делаю вид, будто слушаю, однако мой взгляд не отрывается от двери салона.

Что она делает в Нью-Йорке? Она ведь живет в каком-то захолустье, разве не так? Где-то в холодной глуши, где во льду выпиливают круг, забрасывают туда удочку. Что-то вытаскивают и называют это обедом. Должно быть, она купается в деньгах, раз может позволить себе укладывать волосы у Алекса Морено. Неужели не боится, что ее могут узнать? Я с такой яростью кусаю заусенец на большом пальце, что выступает кровь. Маленькая красная капелька. Я по-прежнему прижимаю телефон к уху, когда грузная женщина с жесткими черными кудрями и в белом фартуке подходит к моему столику, сердито наклонив голову набок.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – резко спрашивает она.

«Нет. Скройся!»

Я больше не смотрю на салон-парикмахерскую. Указываю на телефон, словно это все объясняет, поскольку не собираюсь тратить пять долларов на чашку кофе – даже если он сварен на воде из ледников Исландии, после чего еще раз отфильтрован для большей чистоты. Я собираюсь сказать, что мой жених попал в аварию и я пытаюсь выяснить, в какую больницу его доставили, когда она проходит прямо мимо меня.

Она не замечает меня, даже не бросает искоса взгляд в мою сторону. Поправляет на плече ремешок сумочки от «Шанель», и я замечаю у нее на пальце платиновое обручальное кольцо с бриллиантом.

– Нет, спасибо, – говорю я.

Швыряю телефон в сумочку и иду следом.

* * *

Я понятия не имею, куда мы направляемся и сколько времени это займет, но тем не менее следую за ней по пятам. Держусь чуточку позади, чтобы хорошо ее видеть, но в то же время не наткнуться на нее, если она вдруг остановится. Она выглядит такой красивой, такой уверенной в себе… Легкая юбка, летающая вправо и влево в такт шагам, такая же легкая джинсовая куртка, которая смотрится стильно и изящно; густые каштановые волосы, расчесанные посредине, ниспадают на плечи. Как и юбка, волосы красиво подпрыгивают при каждом шаге, а я кусаю губы и вонзаю ногти себе в ладони.

Она переходит на противоположную сторону Мэдисон-авеню и ненадолго останавливается перед бутиком «Ральф Лорен». Если обернется прямо сейчас, то увидит меня торчащей на углу подобно живой статуе. Я чувствую себя на виду у всех. Роюсь в сумочке, достаю сотовый и делаю вид, будто смотрю на экран, однако все это время не отрываю от нее взгляда. Она поднимает на макушку свои солнцезащитные очки – настоящие «Барберри», готова поспорить, а не какая-то дешевая подделка, подобранная в автобусе.

Надо же такому случиться – мне приходит сообщение… От Эйприл.

Всё в порядке?

Но она снова двинулась дальше. Поднимает руку, чтобы взглянуть на часы, и ускоряется, и я прихожу к выводу, что она опаздывает. Надеюсь, что она не станет ловить такси, однако если это произойдет, то я сфоткаю номерной знак, чтобы потом можно было позвонить в таксопарк и сочинить какую-нибудь историю, выяснив конечную цель поездки.

На следующем перекрестке – французская кондитерская. Мне она хорошо знакома. Я обычно заглядываю в нее, чтобы купить миндальное печенье, потому что еда – это все, чем я занимаюсь. Но не сейчас.

Сейчас мы идем вдоль Центрального парка, и я обильно потею. Плотная ткань штанов натирает внутреннюю сторону бедер. Да, знаю, в такую погоду нужно было бы надеть юбку, но я не из тех, кто носит юбки. Только не с таким телом.

Она сворачивает на Восточную Шестьдесят третью улицу, и я перехожу на противоположную сторону, перед тем как сделать то же самое, словно иду куда-то по своим делам. Она останавливается перед одним из самых красивых особняков в районе. Камни оттенка «красная охра», просторная терраса на верхнем этаже. И тут, внезапно, входная дверь распахивается и проглатывает ее.

Когда-то я жила в двух кварталах от этого места. Все вокруг мне знакомо, потому что это часть моего детства; вот почему я никогда не прихожу сюда без крайней необходимости.

Я жду несколько минут на тот случай, если она появится снова, после чего пересекаю улицу и разглядываю входную дверь. Никакой таблички нет, нет ничего, что указывало бы, к кому она пришла. Я прижимаю ладонь к камню. Его неровная текстура впивается в мягкую кожу. Я давлю до тех пор, пока не становится больно.

– С вами всё в порядке? – Я оборачиваюсь. – Помощь не нужна?

– Нет, спасибо, – самым милым голосом говорю я пожилой женщине. Та кивает и уходит прочь.

Когда-то у меня была жизнь, лучше, чем у большинства людей. Такая жизнь, когда ты живешь в особняке вроде этого.

Но затем появилась Ханна Уилсон и отобрала у меня эту жизнь.

* * *