Достаю из коробки ещё тёплый сэндвич, втягиваю аромат котлеты и расплавленного сыра. Откусываю кусочек. Вкусно.
На Павлова смотреть не могу. Сейчас вернулась прежняя Юля Воронина, неуверенная и пугливая.
– Почему ты молчишь? – спрашивает Павлов.
Удивлённо вскидываю на него глаза. А что я должна говорить?
– Почему не спрашиваешь, зачем я пришёл? – поясняет он.
А точно. Я так растерялась, что мне даже не приходит в голову спросить его об этом.
– Зачем ты пришёл?
– Чтобы запереть тебя в спальне и надругаться. Много раз, – хищно улыбается он.
В этот момент делаю глоток кофе, который от испуга попадает не в то горло, и я, поперхнувшись, надсадно кашляю.
Павлов хлопает меня ладонью по спине.
– Какая ты впечатлительная. Это, конечно, тоже входит в мои планы, но попозже. А прямо сейчас, – он смотрит на часы, – у тебя осталось пятнадцать минут, чтобы допить кофе, доесть сэндвич и одеться.
– Зачем? – всё ещё не понимаю я, ошарашенная словом «надругаться» и особенно уточнением «много раз».
– Ну ты же не поедешь со мной в этой чудной маечке, – он кивает на краба Себастьяна, лучшего друга Русалочки, изображённого как раз у меня на груди и хорошо различимого под распахнувшимся халатом.
Я смущаюсь ещё больше. Мне начинает казаться, что Павлов испытывает особое удовольствие от того, что я краснею, потому что каждый раз его глаза вспыхивают предвкушением. Боюсь, что обещание запереть меня в спальне он произнёс всерьёз, и это действительно входит в его планы.
– К-куда поеду? – решаюсь всё-таки уточнить.
– А вот это, милая моя, уже сюрприз, – его улыбка напоминает Чеширского кота, Павлов меня интригует, смущает и наслаждается этим.
И я ведусь на его игру. Мне одновременно любопытно и боязно. Хочу поехать с ним и предвкушаю то, что может произойти. В какой-то момент понимаю – мысль, что Александр может стать моим первым мужчиной, уже не кажется такой невозможной. От этой мысли становится тепло внутри, а щёки краснеют ещё больше.
– Хорошо, я буду готова, – соглашаюсь с его предложением и, быстро допив кофе, отправляюсь в ванную.
– Надень джинсы, обувь покрепче и что-нибудь плотное, с длинными рукавами, чтобы не поцарапаться, – кричит он мне вслед.
А вот это уже интересно. Куда же он меня повезёт?
Быстро умываюсь, чищу зубы и одеваюсь.
– Я готова, – появляюсь перед ним.
Павлов, который только что задумчиво смотрел в окно, вдруг поворачивается и, оглядев меня с ног до головы, делает три быстрых шага, обхватывает ладонью мой затылок и впивается в губы. Я предпринимаю слабую попытку вырваться, а затем тону в поцелуе и ощущении его властных губ на моих губах.
22
Звонок телефона врывается в сознание тревожным набатом. Я с трудом выплываю из омута страсти и окидываю нас с Александром слегка замутнённым взглядом. Пугаюсь того, что вижу перед собой.
Мой халат находится где-то вне поля зрения, майка задрана высоко, так, чтобы Павлову было удобно ласкать мою грудь. На нём вообще остались только брюки. И когда я успела снять с него футболку?
Телефон всё звонит, и я отстраняюсь. Резко качаю головой, чтобы стряхнуть наваждение. Отступаю от Павлова почему-то задом, не в силах оторвать от него взгляда. Он смотрит на меня хмуро и слегка растерянно. Вроде как и сам потерялся в этой безумной круговерти.
Телефон продолжает настойчиво наигрывать мелодию, с каждым оборотом наращивая громкость.
Бегу в комнату и хватаю трубку. Папа? Что-то случилось!
– Алё, пап, у вас всё в порядке? – голос чуть подрагивает. И от пережитых только что эмоций, и от страха за родителей.
– Да, дочь, всё нормально, не волнуйся, – звучит в трубке родной бас, к глазам подступают слёзы.
Фух, облегчение настолько сильное, что ноги слабеют, и я опускаюсь на разложенный диван.
– Точно? – мне нужно убедиться. – Вчера мама звонила, а теперь ты…
Нарочно делаю паузу, чтобы дать отцу возможность её заполнить. Так постоянно делает мама, и у неё всегда срабатывает, и с папой, и с братьями. Только со мной иногда случались проколы.
– Так меня Тамара и заставила тебя набрать, – улыбается в трубку отец и говорит тише: – Она и сейчас всё мимо комнаты проходит, якобы случайно.
Отец смеётся и я вместе с ним. Потому что на заднем фоне ясно различаю недовольный голос матери.
– Ладно, солнышко, расскажи, как у тебя дела? – говорит он спустя несколько секунд шуршащей тишины. Кажется, отец сумел сбежать и где-то укрыться. – Мать считает, тебе нужны деньги, но ты молчишь из упрямства. Это так?
Я некоторое время обдумываю его слова.
– Малыш, ты там? – осторожно спрашивает отец.
– Да, пап, спасибо, что переживаете за меня, но я ведь сказала, что справлюсь со всем сама. Значит, справлюсь, – упрямо задираю подбородок.
Может, у меня всё и не слишком хорошо, но у родителей денег точно просить не буду. Это для мамы лишняя возможность на меня надавить, чтоб перестала маяться ерундой и вернулась домой. И папа это очень хорошо понимает.
– Я в тебе не сомневаюсь, солнышко, но если вдруг прижмёт, позвони мне. Хорошо? Маме мы ничего не скажем.
– Спасибо, папочка, – начинаю шмыгать носом, растрогавшись.
– Я люблю тебя, маленькая, – говорит он.