Лгунья-колдунья

Бориса с удовольствием растерла Нелли, Венечке пришлось справляться самостоятельно. Попросить все еще искрящую злостью Осеневу он не рискнул. Путырчик бросал, конечно, на Лену жалобные взгляды, но, окосев от холода, все время промазывал, и взгляды рикошетили о деревья.

Осенева, наблюдая за постепенно меняющими цвет с синего на красный мужчинами, вовремя определила момент, когда внутреннее употребление средства для растирания стало предпочтительнее наружного.

Она вытащила из своего рюкзака плоскую фляжку с коньяком и подняла ее вверх:

— Ну, мальчата, кто из вас в состоянии самостоятельно подойти к тете Лене и угоститься армянским пятизвездочным?

— А тетя Лена больно драться больше не будет? — опасливо поинтересовался Венечка, с вожделением глядя на сосуд с драгоценной влагой.

— А надо? — усмехнулась тетя. — Понравилось? И Борюсе тоже?

— Да иди ты! — огрызнулся Борюся, злобно глядя на обидчицу. — Совсем рехнулась баба. Что, по‑хорошему нельзя было?

— Это как?

— Ну, подойти, сказать…

— Книксен с реверансом изобразить, да? — снова начала свирепеть Осенева. — А Вадька тем временем успешно утонул бы. Как вам не стыдно вообще?! Зайцы трусливые!

— Но‑но, ты поосторожнее словами‑то разбрасывайся! — окрысился Борис.

— Лена, ты чего на них наезжаешь? — Нелли решила вступиться за свою симпатию. — Боря Ирочку не пускал в воду, а то и ее пришлось бы спасать.

— Во‑первых, не факт, Ирка классно плавает. Во‑вторых, можно было сделать как я. А в— третьих, ты‑то зачем над березкой измывалась?

— Я… — Нелли покраснела. — Я хотела Вадиму ее протянуть, чтобы он ухватился.

— Сильно, — кивнула Лена. — Впечатляет.

— А как ты — это значит зашвырнуть в кусты? — хихикнул Венечка. — Вот уж не думал, Осенева, что ты такая здоровая. Тонкая вроде, гибкая, а пнула меня, как орловский жеребец.

— Тогда уж орловская кобыла, — Борис криво улыбнулся.

— А кстати, — озадачилась Нелли, — почему ты велела Вадьку именно на этот берег вытаскивать?

— Потому. — Лена встряхнула фляжку, проверяя наполненность. Изнутри сыто плеснулось — полная. — Как ты себе представляешь обратную переправу через мост вымокших и замерзших мужиков? А тем более — дальнейший поход к шаману?

— Слушай, — в карих глазах Нелли промелькнуло восхищение, — как же ты быстро соображаешь в критической ситуации! И пусть теперь только кто‑нибудь из мужчин что‑то крякнет насчет куриц безмозглых!

— Все, хорош базарить! — Вадим поднялся, его слегка качнуло, но жена успела поддержать. — Спасибо всем. Как бы там ни было, но вы меня спасли. Лен, предложение насчет коньяка в силе?

— Еще в какой! На, хлебни хорошенечко, — и заветная фляжка, жеманно хихикнув, перебралась в сильные мужские руки.

— Эй‑эй! — всполошился Путырчик, глядя на блаженно зажмурившегося Вадима. — Все не выхлебай, спасателям хоть немного оставь.

— Держи, спасатель.

Небольшая была фляжечка, прямо скажем. В данной ситуации гораздо уместнее была бы фляга с молокозавода, но не с молоком, а с бражкой. Это ведь не тусовка сомелье, а три вымокших, замерзших, перенервничавших мужика.

Солнце, сжалившись над незадачливыми исследователями непознанного, решило подкинуть кусочек южного лета и включило горелки на полную мощность. Одежда, развешанная на кустах, высохла меньше чем за час, народ это время употребил с чувством, с толком, с расстановкой. Поели хорошенечко, облегчив обратный путь к лагерю. Впрочем, облегчили они рюкзаки, набив при этом животы. Путь в лагерь, обидевшись на такое неспортивное поведение, вытянулся и выгнулся, в общем, стал длиннее и сложнее.

Во всяком случае, так показалось измотанным туристам. Желание еще раз посетить истоки речушки Сейдъяврйок почему‑то больше никого не посещало. А если и появлялось поблизости, с робкой надеждой глядя на возможного носителя, то подвергалось жесточайшей обструкции. После чего у желания в перспективе было только общение с ежиками. А зачем ежикам речка? Не говоря уже о шамане.

Падение Вадима с моста и последующая суета заставили Лену забыть о своих недавних ощущениях. Но по мере приближения к лагерю ощущения рискнули напомнить о себе, и непонятная тревога с радостью вернулась в облюбованное местечко — душу Осеневой.

И занимала там все больше места, выталкивая, словно кукушонок, остальных обитателей гнезда. И заставляя хозяйку ускорять шаг.

— Ты куда так несешься, Осенева? — пропыхтел Венечка, давно уже сбивший дыхание в кучу. — Неужели так соскучилась?

— По кому это? — Раздувшаяся тревога покусилась и на способность Лены вовремя реагировать на выпады в свой адрес.

— Не по Динке, конечно, — Борис, пакостно ухмыльнувшись, подмигнул своей недавней обидчице. — Там же сладенький Тони остался!

— А ты что, его облизывал? — заинтересовалась Лена. — И в каких местах Тарский особенно сладкий?

— Вот же змеюка! — Борис демонстративно обнял Симонян. — Если бы не Нелечка, совсем плохо пришлось бы. Именно такой, как она, и должна быть настоящая женщина — мягкой, нежной, податливой…

— Ты свиную отбивную сейчас описывал или Нелли? — хихикнула змеюка. — Какие‑то эпитеты у тебя гастрономические.