Лгунья-колдунья

— Я, в отличие от некоторых, могу соображать в любом состоянии!

— Ну да, ну да, вчера ты продемонстрировала эту способность в полной мере.

— Глумиться над страданиями подруги может только такой бездушный робот, как ты! Не понимаю, зачем я вообще с тобой общаюсь?

— «Вгляжусь в тебя, как в зеркало!» — провыла Лана.

— И дурная пародия на Юрия Антонова здесь неуместна! — Осенева не выдержала и хихикнула.

— Ну вот и славно! — удовлетворенно улыбнулась Лана. — Сеанс отвлекающей психотерапии удался. Теперь собери мозг в горсточку…

— Почему это в горсточку, у меня наберется на полноценную кучу!

— О'кей, пусть будет куча. Так вот, расшевели эту кучу и согласись с моими доводами.

— Да понимаю я все! — тяжело вздохнула Ленка. — Вот так вот отстраненно, спокойно, трезво — не хрюкай, поросюшка! — я вижу, что мой психоз ненормален. Но… Ты же знаешь, я всегда прикалывалась над всякими там «Битвами экстрасенсов»…

— Я тоже.

— Помню. Мы с тобой оч‑чень деловые, умные, уравновешенные бизнес‑леди, нас к гадалке отвести можно только под дулом пистолета, но то, что происходит сейчас… Понимаешь, здесь все на уровне ощущений, как бы глупо это ни звучало.

— Ну почему же глупо, — задумчиво проговорила Лана, сворачивая на больничную парковку. — Энергетика человека — штука малоизученная, мы слышали про ауру, про поле, но ничего толком об этом не знаем. Нам с Кириллом, когда мы были в разлуке, снились одинаковые сны.

— Как это?

— Вот так это. Совершенно одинаковые, причем сны были на уровне физических ощущений. Да, именно то, о чем ты подумала! И не надо на меня так таращиться!

— Ой, Ланка, ты даже покраснела! Ни фига же себе сны у приличной девушки были!

— Не завидуй. Это я к тому, что предчувствия — штука вполне реальная. К тому же тут еще и непонятные звонки. Поэтому я с тобой и катаюсь в свой заслуженный выходной, вместо того чтобы поехать к матери на блинчики.

— Счастливая ты, блинчики можешь десятками лопать без ущерба для талии!

— Поняла, — Лана заглушила двигатель. — У тебя сегодня по графику день зависти. Ладно, развлекайся. А сейчас — брысь из машины, мы приехали. Вот только не знаю, станет ли твоя Ирина сегодня разговаривать о случившемся, слишком мало времени прошло. К тому же она ведь толком ничего и не знает, ты же говоришь, ее сразу увезли.

— И хорошо, что увезли, — голос Осеневой дрогнул. — Опознавать то, что осталось от ее мужа, даже мне было тяжело.

— А кстати, как тебе удалось узнать, если… — Лана запнулась. — Если все было так плохо?

— Обручальное кольцо. У них с Ириной кольца сделаны по индивидуальному заказу, очень необычные. Я таких больше ни у кого не видела. Предваряя твой вопрос, сразу скажу — кольцо Вадима надеть никто другой не мог, оно сидело очень плотно. Со времени свадьбы Вадим заматерел, ну, знаешь, как это бывает — тонкий мальчик превращается в рослого мужчину — вот кольцо в палец и врезалось.

— Понятно. Слушай, а другие родственники у Вадима есть? Родители там, брат, сестра?

— Вроде да.

— А им сообщили?

— Ну откуда я знаю? Я же сразу к тебе поехала! Да и кто я им? Сообщать о таком должны близкие люди!

— Не заводись, — Лана успокаивающе погладила подругу по плечу. — Ты права, это я что‑то торможу. Ну ладно, идем в корпус, палата Ирины на третьем этаже.

— А нас пустят?

— В будний день, может, и не пустили бы, но сегодня демократичная суббота.

Суббота в этой больнице, как, впрочем, и в большинстве муниципальных, действительно была более чем демократичной. Часы посещений, отмеченные в расписании, утратили свои четкие границы, расплывшись на весь день. Единственное, что осталось неизменным, — веселенькие синенькие мешочки на обувь, непонятно по какой причине именуемые бахилами.

Шурша пакетами, девушки поднялись на третий этаж и, вызвав ухудшение сердечного ритма торчавших в коридоре и на лестнице больных мужского пола, добрались наконец до палаты, в которую поместили Плужникову.

Приоткрыв дверь, Лана заглянула внутрь помещения, оказавшегося небольшой комнатушкой, в которой с трудом разместились, толкаясь тумбочками, четыре кровати. Судя по смятому постельному белью, обитаемы были все кровати, но в данный момент здесь не было никого, кроме рослой блондинки с осунувшимся лицом и опухшими от слез глазами.

Она лежала на кровати, отвернувшись лицом к стене. К сгибу левой руки присосалась игла капельницы.

— Ира, здравствуй, — Осенева, обогнув Лану, подошла к кровати и присела на край. — Ты как?

— Лучше всех, ты же видишь, — продолжая созерцать стену, прошелестела та. — Мне туда надо, к Вадьке, а я тут валяюсь.

— Куда это туда? — возмутилась Лена. — Ты что, с ума сошла?

— Ты не так поняла… — Ирина повернулась и увидела стоявшую у двери Лану. — А это кто?

— Это моя подруга, Лана Красич, я вам о ней рассказывала.

— Не самый лучший день для знакомства.

— Я понимаю, — Лана приблизилась. — Но я не могла оставить Ленку одну, она вчера ко мне приехала в жутком состоянии.

— Ты прости меня, — Ирина перевела мгновенно заполнившиеся слезами глаза на Осеневу.

— За что?