Читаем Ли Бо. В различных переводах полностью

мысли, как птицы, вольны,

В небо ночное взлетают они

глянуть в зерцало луны.

Меч обнажив, рассекаю реку -

так же бурлива река.

Ковш осушив, пресекаю тоску -

так же тосклива тоска.

Жизнь человека в юдоли земной...

это меж строк опущу!

Волосы завтра с зарей распущу,

на воду лодку спущу {33}.



Удалившемуся от мира почтенному наставнику,

ищущему гармонию


Голубит небеса

вершин лазурных стая.

Годам потерян счет,

даль без конца и края.

Отшельник ищет Путь

и тучу понукает {34},

У древа бытия

в язык ручья вникает.

Там нежные цветы,

там черный буйвол дремлет.

Высоких сосен шум -

им белый аист внемлет.

Пока искал слова -

на воду солнце село.

Спускаюсь в дым сует

из горного предела.



Пою о расставании с горой Матерь Небес {35}, по которой гулял во сне


О далеком острове Инчжоу {36}

рассказал моряк.

Прячут его волны-исполины,

сокрывает мрак,

не дойти никак.

Молвил и о Матери Небесной

некто из Юэ {37},

Что из пены горней возникает

в радужном огне,

в яви и во сне,

И уходит в небо - как дорога,

словно столп, стройна,

Пять Вершин {38} - как выдернула с корнем,

вовсе не видна

Красная Стена {39},

Даже и Небесная Терраса {40} -

в сорок восемь тысяч чжан {41} -

И она покорно голову склонила

пред владычицей небесных стран.

Молвленным путем от Матери Небесной

перейти бы вброд, доверясь сну,

Озера Зеркального луну {42}

и попасть в Юэ и У.

Вот луна озерная пронзает

тень мою насквозь,

До Точащего {43} сопровождает,

где и довелось

Князю Се заночевать когда-то... {44}

Незабвенный миг.

Здесь и ныне голубые реки,

заводей прозрачных лик,

обезьяний крик.

Горные сандальи

князя Се надел,

По ступеням туч ненастных

во плоти взлетел.

Средостенье...

вижу, всходит солнечный из моря

круг.

В выси горней -

слышу - зорю бьет Заоблачный

Петух {45}.

Бездорожье... тысячи извивов,

поворотов тьма,

Одурманенный цветами, пал на камень,

как сошел с ума,

навалилась тоска

Рев медведей, стон драконов, грохот скал,

звон родников.

Оторопь берет при встрече

с духами лесов,

с трещинами ледников.

Тучи, полные дождя,

ах, черны-черны.

Реки, дымкою дымя,

ах, мутны-мутны.

Раскололось небо, разломалось:

грянул гром впотьмах.

Пики, скалы, горы и пригорки -

разлетелись в прах!

Отворились Каменные Двери,

отгремела падь.

Вот он Путь в Небесные Пещеры {46} -

жить - не умирать!

Затопила темень все пределы,

и не видно дна.

Золотые пагоды, террасы

озаряют солнце и луна...

Радуга нарядов, ах,

ветер - конь земли.

Облаков владыки, ах,

наземь толпами сошли.

Феникс тянет колесницу,

тигр по струнам бьет - внемли!

А бессмертных сколько, ах,

сколько конопли...

Вдруг коснулся страх души нетленной,

дрожь в душе земной,

Дикий вихрь испуга,

долгий стон немой.

И - все то же: валик и циновка...

оборвался сон,

Распростился с тем туманом,

той зари лишен.

Вот бы так и в мире преходящем:

радость на весь срок...

Испокон веков текут заботы -

воды на Восток...

Разлучен с Владыками... вернусь ли?

примут ли в бессмертный хор?

Что же, пестуй Белого оленя {47}

среди черных гор

И для встречи с Матерью Небесной

спину гнуть в кольцо?!

Скажут ли тогда "открытый сердцем",

поглядев в лицо?



Примечания


{1} Гусь одинокий. - символ человека, оторванного от близких людей и родных мест, символ бесприютного скитальца. Одновременно это и образ вестника. Ему противопоставлен образ вороньей стаи - духовной "черни", "толпы". Они разнятся между собой во всем - гусь летит высоко, вороны же кружатся над самым полем; у первого есть далекая прекрасная цель - вторые суетятся бестолково и бесцельно; однако первый одинок в гордых высях и тщетно ищет себе подобных, а вторые наслаждаются обществом равных и не чувствуют одиночества, ибо чернь многочисленна.


{2} "Рассвет и закат". - Произведение написано на мотив древнего храмового песнопения того же названия. Слова этого гимна воспевали величие Солнца, говорили о бренности человека:


Восходит солнце и заходит оно -

где этому будет предел?!

Время его и век

не тот же, что у людей!

Потому-то весна -

не моя весна

И лето тоже -

оно не мое

И осень тоже -

она не моя

И зима тоже -

она не моя...

(Пер. И. Лисевича)


{3} Шестерка драконов, или коней-драконов, была, согласно древнему мифу, впряжена в колесницу Солнца, которой правила Си Хэ. По другой версии, Си Хэ являлась матерью Солнца (десяти солнц!) и супругой божества Востока. Древнее песнопение, на мотив которого писал Ли Бо, заканчивалось восторженным восклицанием человека, приобщившегося к величию божества:


Я познал радость -

В одиночку наслаждаться шестеркой драконов!

Шестерки драконов согласный бег

Делает таким же мое сердце.


"Шестеркой драконов" именовался также выезд китайского императора, поскольку он мыслился средоточием силы Ян на земле, в то время как на небе таким средоточием было Солнце.


{4} ...эфир изначальный... - Здесь подразумевается некая неуничтожимая материально-духовная субстанция, из которой в процессе осуществления Пути Вселенной - Великого Дао образовался наш мир. Субстанция этого мира постоянно как бы пульсирует в великом пределе, где попеременно преобладают то Инь, то Ян, но человек проходит свой путь только однажды.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Шицзин
Шицзин

«Книга песен и гимнов» («Шицзин») является древнейшим поэтическим памятником китайского народа, оказавшим огромное влияние на развитие китайской классической поэзии.Полный перевод «Книги песен» на русский язык публикуется впервые. Поэтический перевод «Книги песен» сделан советским китаеведом А. А. Штукиным, посвятившим работе над памятником многие годы. А. А. Штукин стремился дать читателям научно обоснованный, текстуально точный художественный перевод. Переводчик критически подошел к китайской комментаторской традиции, окружившей «Книгу песен» многочисленными наслоениями философско-этического характера, а также подверг критическому анализу работу европейских исследователей и переводчиков этого памятника.Вместе с тем по состоянию здоровья переводчику не удалось полностью учесть последние работы китайских литературоведов — исследователей «Книги песен». В ряде случев А. А. Штукин придерживается традиционного комментаторского понимания текста, в то время как китайские литературоведы дают новые толкования тех или иных мест памятника.Поэтическая редакция текста «Книги песен» сделана А. Е. Адалис. Послесловие написано доктором филологических наук.Н. Т. Федоренко. Комментарий составлен А. А. Штукиным. Редакция комментария сделана В. А. Кривцовым.

Поэзия / Древневосточная литература