Ля-бемоль третьей октавы

– А, Ванюша, это ты? – протянула она. – Неужели соскучился по старушке матери?

– Мама! Как ты могла вот так вот уехать, ничего мне не сказав? Где ты? – он кричал, не помня себя. Это была уже даже не ля-бемоль третьей октавы.

Мама хрипло засмеялась:

– Что значит «где»? Замуж выхожу. Ты же сам мне посоветовал!

– Мама, мне не до шуток, я тут с ума схожу, что ты вытворяешь?

– О! Малыш сердится! – И снова этот хриплый чужой смех. Лучше бы она топала ногами или обдала его ледяным презрением, как Кармен в четвёртом акте. – Разве не ты говорил, что я молодая красивая женщина и сделала для тебя всё, что могла. А дальше ты сам? Вот и живи сам. Ну или не сам, а с Катериной, как там её по батюшке? Надеюсь, она хоть яичницу-то жарить умеет?

И тут он заплакал. Слёзы, горячие и горькие, полились так, что не унять. Отчаянье и бессмысленность последних дней выходили из него водой и солью.

– Мама, мамочка, позволь мне приехать, ты же знаешь, я не люблю никого, кроме тебя! Только ты мне нужна! Только ты!

Её молчание было долгим и торжествующим.

– Я в Саратове, у дяди Лёши.

– При чём тут дядя Лёша?!

– Ну, во‑первых, он твой отец, а во‑вторых, имею я право провести остаток дней с человеком, которого любила всю жизнь и который наконец-то может ответить мне взаимностью?

– А меня? А меня ты не любила?

– Любила. И до сих пор люблю. Но его я знаю дольше, и он оказался благодарнее и честнее тебя…

– Мамочка, пожалуйста, разреши мне приехать! – Он уже задыхался, захлебываясь слезами, как в детстве. Но тогда рядом с ним была она, теперь же он был совершенно один.

– Приезжай, но учти, – в её голосе зазвучала угроза, – если вернёшься, то насовсем. Назад к этой я тебя уже не отпущу. Выбирай: либо я, либо все остальные.

И повесила трубку.

По дороге на вокзал он заехал к Кате. Она одевалась на концерт. Потянулась к нему губами. Он молча покачал головой.

– Я еду к маме, в Саратов.

Глаза у Кати сделались пустые и ненавидящие.

– Я всегда знала, что ты полное ничтожество. Не понимаю, на что рассчитывала, когда ждала тебя столько лет? Сама виновата.

Когда он уже спускался по лестнице, услышал, как наверху распахнулась дверь:

– Учти, если уедешь, то насовсем. Назад не пущу! Выбирай: либо я, либо все остальные.

Всемирно известный контратенор Иван Лепешев не обернулся и прибавил шагу.

Таксист, в одиночестве слушавший что-то про «джага-джага», увидев пассажира, быстро переключил волну на «Классик-FM». Арию Медеи из всеми давно позабытой оперы Луиджи Керубини исполняла несравненная Мария Каллас.

– На вокзал? – вновь уточнил таксист.

– Нет, – помотал головой Лепешев. – В аэропорт! Сегодня я лечу в Красноярск!